Дарьин муж — сосед ходил, ходил под соседскими плетнями, стал потихонечку дыру сверлить, чтобы подсмотреть, как колдует Петька с матерью. Раз замазал Петька дыру, другой раз замазал, потом надоело. Оделся потеплее, подвязался шарфом, нахлобучил шапку и засел в коровнике с вечера.
Сидеть было весело, давно уже весело было Петьке жить без домовых, без чертей, без кладов, без попов: сам себе голова, сам перед собой и в ответе. Сидит Петька час, другой, потихоньку про себя твердит задачку:
— Летело стадо гусей, а навстречу им гусь. Здравствуйте, говорит, сто гусей! А они ему отвечают: нет, нас не сто гусей! Вот если бы нас было еще столько, да еще полстолька, да еще четверть столька, да еще ты, гусь, с нами — вот нас было бы тогда — сто гусей!
Хитрая задачка! Сказал какой-то старик ребятам задачу — решат они ее всю зиму, решить не могли.
Петька наизусть выучил, а не решил. Тут же в коровнике точно подсказал кто: давай-ка все числа по порядку подбирать!
Час сидел, другой сидел и вдруг вскочил:
— Тридцать шесть, а?
Ошалел от радости и не видит: сырую замазку ковыряет рука дальше-больше. Только уж когда норовы мычать начали — увидел. Покачал головой, снял с себя кушак, сделал петельку, на руку накинул и затянул.
Дернулась рука: не сладить Петьке. Понатужился он, подтянул кушак к столбику, закрутил, узлом привязал и руку ту вытянул так, что за плетнем соседу ни сесть, ни лечь, ни уйти. Завопил он, точно резали.
Вышел Петька из коровника, обошел двор — видит сосед стоит, рукой машет, орет по всю деревню:
— Караул!
Повыскочили мужики. Прикрыли полушубками раскаленные зимним сном спины, захватали дубины и вилы, окружили Петьку с мужиком.
— Что такое?
— Почему крик?
Петька сказал смирнехонько:
— Чай, и без слов видно, что тут случитесь!
Пригляделись мужики, покачали головами, перешукнулись:
— Бить что ли вора?
Дарья выскочила, завопила:
— Не троньте, христа ради! Не вор он!
Мария вышла, головой покачала:
— Не троньте, мужики, его! Лучше спросить, почто ему вздумалось чужие хлевы колупать.
Отвязал Петька мужика, подхватили его за руки, повели в избу, стали спрашивать:
— Зачем лез! На что охотился!
Был с вечера мужик выпимши, а тут и хмель из головы выскочил. Поклонился на все стороны, сказал смирно:
— Сами знаете, чай. Доглядеть хотел, как Марья колдует! Да разве за колдуном доглядишь? Видите, что вышло? Меня же вором ославил!
Поднялся тут дядя Василий, поклонился Марии:
— Вот что, Марьюшка! Не томи ты нас, на себя бед не кличь: скажи ты нам по-хорошему, по-родственному, как ты бабий клад нашла и как ты хозяйство свое колдуешь? Не скупись, скажи!
Засмеялась Мария:
— Не меня спрашивайте. Кто мне клад открыл, тот и вам откроет. Ступайте к агроному нашему, он вам ваши клады найдет.
Молчат мужики — не верят. Рассердилась Мария:
— Ну и головы у вас! В клад вы верите, в колдовство верите, хоть и — знаете, что никакого колдовства нет на свете! А агроному не верите, хошь ученый человек. А ведь у вас на глазах дело было..
Задумались мужики, буркнул дядя Василий:
— А хлевы-то зачем умазала?
— Да затем и умазывала, что агроном сказывал, что от тепла коровы жрут меньше и молока дают больше: корм-то им в молоко идет, а не в тепло!
Переглянулись мужики, видят, что на правду похоже. Поспрашивали еще и о том и о другом — все гладко, одно к другому стелется и толк выходит.
— Ну, не взыщи, Марьюшка, — встал Василий, — что обеспокоили и сплетку сплели про тебя. Попробуем и сами по агрономову жить!
Посмеялись мужики и ушли. Проводил их Петька, запер ворота, разделся, лег на печку. Засыпать уже стал, да вспомнил:
— Мамка! А я про гусей задачку решил!
Прислушался — храпит мать. Повернулся на бок и сам заснул. Без снов, без страхов — хорошо спал костровский колдунок.
Москва, 1924
Август.
