Костолом - [48]

— Я думала, Вы… ты — нормальная! Зря… Хотела правду? Ну так слушай, как тебя, Ксюша, кажется. Не знаю, откуда ты знаешь моих родаков, но если решилась пойти против них, значит есть в тебе что-то человеческое. На самом деле я против матери своей ничего не имею. Она у меня хорошая… была. До недавнего времени. Мне на днях двенадцать исполнилось, и она начала вдруг какие-то странные разговоры заводить, что мол я уже взрослая, и нужно мне уехать жить к дядьке, которого я и не помню толком — мы с братом только пару раз в Алиевке гостили, когда были маленькими. Что буду я тут учиться… непонятно чему. От родни по отцовской линии я слышала, что моя мама из семьи каких-то сектантов или затворников, но не верила, потому что бабушку не помню, да и с дядей никогда особо близко не общалась. Но когда мама начала эти свои разговоры, тут мне оно и вспомнилось. Я у неё прямо спросила — что им с дядей от меня надо? А она ничего толком так и не объяснила. Отцу сказала, что везёт меня на море, а сама прямо в самолёте телефон отняла… А в Сочи выяснилось, что у мамы есть обратный билет, а у меня — нет. Уже не знаю, что и думать. Я фильм смотрела, там молодых девушек в жертву приносили. Маньяки. Слушай… А ты точно с ними не заодно? А то я за сегодняшний день такого наслушалась, что больше никому не верю. Мне страшно, Ксюш. Поэтому говорю тебе — звони ментам. А пока они едут, нам надо где-то перекантоваться…

Закончив сумбурный монолог, Алиса поникает. Цепляется пальцами за корни рыжих колосков, забивая землю под ногти. Пыхтит, покусывая губу. Снова ждёт. Ей нужна хоть какая-то реакция со стороны новой знакомой. Даже если та и вправду с ними заодно. Алиса потеряна: буквально — средь южных полей, и фигурально — её сознание распадается на куски под гнётом неизвестности.

А Ксюша злится. На себя и своё потрясающее умение встревать в неприятности. Злится и по-прежнему молчит.

Шум колёс разрезает неудобную тишину. Для автомобиля он слишком тих, для велосипеда — слишком степенен. Повернувшись на невнятный звук, Ксюша вылавливает поодаль, у самой кромки поля, знакомый силуэт. Кажется, парнишку на коляске звать Мишей…

— Ты снова заблудилась? — подобравшись ближе к девушкам, обращается он напрямую к Ксении и сразу отводит глаза, будто пристыдившись чего-то. Гладкие щёки вспыхивают нездоровым румянцем.

— Нет. Привет, кстати.

— Эй, ты знаешь его? Знаешь? — Алиса вскакивает с насиженного местечка и цепляется за штанину своей провожатой, как за последнюю соломинку. И тут же, не дожидаясь ответа, обращается уже к парню: — Ты местный? Где тут можно спрятаться?

Тот ошарашенно на неё таращится — с удивлением и даже некоторым раздражением — но вскоре отходит. Непонимание в огромных бледно-серых глазах сменяется интересом.

— Так вы прячетесь от кого-то? Так бы сразу и сказали. Пойдёмте. Предки к родне в Кабардинку уехали, так что до завтра я один…

Ксения тянет было руки к коляске — по памяти, будто так надо, но вовремя их отнимает. Парнишка и сам неплохо справляется. По ровной сухой дороге колёса катятся гладко, надёжно. Правда, пыль от них поднимается на метр, щедро оседая на обуви и брюках девчонок, а самого Мишу накрывая почти с головой.

До фермы добрались быстро. Растворив калитку, юный хозяин жестом просит гостей войти. Собака у будки заходится неистовым лаем, чуть не вырывая из земли колышек, на котором держится цепь. Проскочив мимо, они заходят в дом — уютный и прохладный. Ксения придирчиво осматривает жилище — оно просторное, на полдюжины комнат. Одноэтажное. Полки шкафов в гостиной заставлены сувенирами со всех концов света, причём совсем не пыльными. Огромная кухня, способная, навскидку, вместить два десятка гостей, тоже сияет чистотой. Половики новенькие и свежие. Обои на стенах смотрятся дорого, да и подобраны со вкусом. Этим стенам невольно доверяешь, и чужой дом вдруг начинает казаться родным и таким надёжным…

— Слушай, Алиса… Побудь пока здесь. Мне срочно надо на работу возвращаться. Я часикам к пяти за тобой приду и мы решим, что сделать. — Присев на корточки рядом с по-свойски развалившейся в огромном кресле девчонкой, Ксения пытается подобрать слова так, чтобы они звучали как можно убедительнее. Но от Алисы недоверием разит почти осязаемо: те самые иголки, которые принято приписывать подросткам — кажется, она выпустила их на всю длину.

— Ага, как же, — в надломленном голосе одно сплошное недоверие. — Если моя мамаша с дядей Яном ещё раньше до тебя не доберутся. А может… Может ты и сама им меня сдашь? Да ты кто вообще такая кстати?

Завестись с полоборота — так предсказуемо! Сперва натворить дел, влипнуть в передрягу и других за собой утянуть, а потом дуть губы, обвиняя всех вокруг в своих неудачах. Ксения понимает — это свойство возраста, за это нельзя винить. Но и помыкать собой она не позволит больше никому и никогда.

— Я просто могу проводить тебя обратно. — Голос Ксении не дрогнул. В подтверждение своих намерений она ещё раз поглядывает на экран мобильника и делает пару шагов в сторону входной двери. — А могу уйти и не вернуться. Сама разбирайся, раз ты такая умная.