Костолом - [45]

— Одна живёте?

— Видно же, что не одна. С дочкой.

— Как с дочкой? С приёмной? — Незваные гости, нахмурвшись, переглянулись. Один из них сунул руку за пазуху, нащупывая нательный крест.

— Пусть будет с приёмной.

Всадники, записав всё как надо, вновь седлали коней и направились прочь от дома отшельницы и прочь от станицы — к другим поселениям.

— Не бойся, Алёнушка. Никто нас с тобой не обидит, — шептала Анфиса испуганному лошадиным топотом младенцу.

1849 год, декабрь.

10. Розы

— Девчонки, ещё допкровати остались? — Роза вопрошает откуда-то сверху, свесившись через перила балкона, и Ксюха с Женькой с трудом её слышат — в задней части подвала, куда они забурились по наказу старшей, даже сквозь настежь раскрытый лаз внешние звуки едва долетают.

— Нееееет! — успевает проорать в ответ Женька, прежде чем ступить на прогнившую доску и, утеряв равновесие, рухнуть на груду чего-то холстяного и одновременно металлического, при этом неизменно пыльного. — Зато тут целая куча раскладушек!

— Тащите одну!

Легко сказать — тащите. Сперва провонявшую тленом конструкцию, помнящую, вероятно, ещё ельцинские времена, нужно выудить из груды таких же, затем в четыре руки допереть до лестницы и — самое сложное — пропихнуть наверх. Женька карабкается первой и, на корточках рассевшись у края чёрного квадрата, ловит посылку от толкающей её всеми силами Ксюхи.

— Только на голову мне не урони! Голова мне ещё нужна!

Едва сложенная раскладушка оказывается во дворе, девчонки, не ожидая санкций начальницы, пытаются конструкцию разобрать… Петли скрипят и движутся до невероятного туго, ладони моментально пропитываются вонью лежалого металла, а из холщёвой начинки вырывается густое облако сизой комковатой пыли. Пыль парит в воздухе, пронизанном жёлтыми лучами утреннего солнца, наливается блеском, становится перламутровой, но не менее едкой.

— Будь здорова, будь здорова, будь здорова… — После трёх чиxов Женька понимает, что если пожелает подруге здоровья ещё хоть разок, то непременно схлопочет щелбан.

За последние пару недель она уже несколько раз ловила от Ксюхи щелбаны — лёгкие, дружеские, всегда смешные… Как в детстве. Щелбан от девушки, которая прежде в ответ на насмешки над собой лишь смеялась над собой же… Ксюха изменилась. Женьке это нравится.

— Неужели кто-то будет на этом спать? — отчихавшись, Ксения проводит пальцем по натянутой холщевине и забавно морщится. — Даже если она сутки простоит под солнцем, вонь не уйдёт…

— Заезд в два, девки. — Роза появляется незаметно и тут же сама заходится чахоточным заливистым кашлем. — Извиняйте, но ждать милости у природы времени у нас нет. Жека, тащи поливочный шланг. Ксюха, концентрат для стирки ты знаешь где искать.

Последняя смена сезона в гостевом доме «У Розы» будет длинной — целых три недели, что кажется вечностью по сравнению с обычными десяти-двенадцатидневными заездами. Да и народу ожидается поболе, чем обычно. Работницы уже расставили по номерам все имевшиеся в наличии допкровати, но одного спального места всё-таки не хватило. Пришлось пустить в ход неприкосновенный запас.

— Очень надеюсь, что на этом старье будет спать какой-нибудь мудак, — бурчит Ксюха, размазывая щёткой мыльную пену по грязной холщевине. — Не хотелось бы вручать такое приличному человеку…

— Что-то в последнее время в твоей речи слишком много мудаков, козлов и дебилов, — отмечает Роза. — И когда это ты успела так испортиться? — Угрюмый взгляд девушки не обещает ничего хорошего, и хозяйка спешит её успокоить. — Да шучу я, шучу! Не волнуйся за постояльцев. Сейчас отмоем её как следует, сполоснём, и под солнцем она быстро высохнет. А к ней в нагрузку я выдам новенький ортопедический матрац! В качестве моральной компенсации, так сказать.

— Извините… Калитка была не заперта. А Волкова Ксения здесь живёт?

Повернувшись на голос, произнёсший её собственное имя, Ксения неловко покачнулась, зацепив раскладушку и заставив ту, мокрую насквозь, опасно пошатнуться и чуть не рухнуть плашмя на пыльную тропинку.

— Волкова — это я.

— Вам цветы. Распишитесь, пожалуйста.

Мальцу-посыльному на вид лет не более шестнадцати, и мнётся он, словно неродной.

— Ты чё там мнёшся? Чай будешь? — Роза сразу его узнала — внук её первой учительницы. — У нас и сочники с творогом с завтрака остались!

Малец, как выяснилось в ходе незамысловатого допроса за кружкой чая с шиповником, в службе доставки цветов работает недавно, и вообще, он стеснительный…

— Ну и кто же это нашей Ксюхе цветули-то подослал? А-ну, колись! — Жека, напирает физически и морально. От обилия подсовываемой выпечки парнишка уже давится, а от обилия вопросов лишь глубже вжимает голову в плечи. — Ну, если ты курьер, то и заказчика видел?

— Н-нет… — мямлит он, попутно дожёвывая очередную плюшку. — Мне только выдали букет и сказали, куда ехать. — Словно в доказательство своих слов он кивает в окно, сквозь которое видно и его транспортное средство — спортивный велик, умело припаркованный у калитки.

— Ну кто-то же в твою контору этот веник доставил? — Если бы слово «веник» в адрес первого в её новой жизни букета слетел с уст кого-то из соседок, Ксения бы камня на камне не оставила… но слово принадлежало ей самой.