Костолом - [25]

— Теперь и за монахиню сойдёшь. И это тебе.

Только сейчас Анфиса заметила за спиной видения светлый свёрток. В нём оказалась чёрная ряса, платок и огромное распятие на цепи — деревянное, как и подобает отшельницам, о которых она мало чего прежде слышала.

— Облачишься по утру. А сейчас — ступай за мной. Ступай-ступай.

Заметив нерешительность девки, Мадина схватила её за руку и потянула за собой. Они брели через лес, прочь от поляны, до самой опушки, и вдоль неё, пока не вышли на гладкую площадку, на которой даже трава не росла.

— Дому твоему быть здесь. Всё запомнила?

— Да… Но… Как тебя зовут?

— Скажу, если поклянёшься жизнью, что никому ни имени моего, ни наших бесед не раскроешь.

— Клянусь! — прошептала Анфиса, исподволь продолжив коситься на всё ещё зажатый в левой руке видения нож.

— Мадина моё имя. А теперь забудь его, будто и не знала никогда.

Той ночью Анфиса досыпала тревожно, ворочаясь в прохладной траве, то щупала голову, по привычке ища свои косы и не находя их, то прижимала к груди подаренный свёрток.

Мадина её оставила, обернувшись бесплотной и отправившись по своим делам. Если Анфиса не даст слабины, если всё получится, то скоро у них появится дом, и можно будет приступить к обучению…

1842 год, сентябрь

7. Кровь

Так как Ксения уснула рано, измотанная дневными приключениями, то подругу не дождалась, решив, что та по обыкновению заявится лишь к утру. А все новости начали вливаться ей в уши вместе со звонком будильника. Пока наскоро умывались, пока одевались в форму и спускались на кухню, Женька не замолкала ни на секунду.

— Ой, а ты знаешь, когда Валера ему звонил, у него голос такой был страшный!

— У кого — у него? Ты же сказала, что самого Баграмяна не слышала?

— У кого-кого — у Валеры, говорю, такой страшный, любой бы обосрался!

— Как страшный, если ты сама сказала, что Валера пыкался-мыкался, заикался и тупил весь вечер.

— Ой, да ты ничего не поняла вообще, не перебивай меня лучше…

Баба Поля, размашисто орудуя половником, разливает овсянку в подносимые к окну раздачи пиалочки — не глядя, не запинаясь и не упуская ни капли мимо.

Ксения косится на свои выглядывающие из коротких рукавов униформы руки — занятые тяжеленными подносами, они напряжены, и уже очень даже заметно, что за несколько недель работы они стали рельефнее. Если заставить себя ещё и плавать каждый день, да таки взять у Женьки уроки маникюра, а заработанные деньги потратить на шмотки, то осенью можно будет вернуться к учёбе совсем другим человеком. В своих самых смелых мечтах Ксения красится из родного каштанового в иссиня-чёрный, а пару прядок на чёлке выделяет ярко-розовым. Конечно, она никогда на такое не решится — из-за преподши по психологии (ведь других причин нет?), но мечтать-то приятно…

После завтрака Женька торжественно вручает мобильник законной хозяйке и предлагает прогуляться, но планам не суждено сбыться: её новоиспечённый ухажёр не долго выжидал паузу — уже дал о себе знать, да сразу с предложением вместе пообедать. Он даже готов перенести свой законный перерыв на время, когда в гостинице окно между обедом и ужином. Какой понимающий!

— Девки, нужна ваша помощь.

Роза, которую с утра девушки ещё сегодня не видели, заваливает в их комнату без стука. По чересчур тёплой кофте, никак не сочетающейся с погодой за окном, взъерошенным, явно не мытым с вечера волосам и скрипучему голосу сразу становится ясно — Роза приболела.

— Надо накладные забрать у поставщика. Мне нашептали в администрации, что налоговая с проверкой не сегодня-завтра нагрянет. У меня бумаги-то в порядке, да только за сладости я уж который месяц их не вижу — шофёр приезжает без документов, говорит — все у хозяина. А хозяин в Геленджике, мне не с руки туда…

— Ну здорово, мы съездим! — потирает ладошки Женя.

Ей до города прокатиться — в радость. Улыбка на её лице сменяется гримасой непонимания — Ксения, выглядывая из-за Розиного плеча, крутит пальцем у виска и что-то пытается артикулировать. «А-как-же-ва-ле-ра» — наконец удаётся прочесть по губам. Теперь уже Женькина очередь кукситься — Валеру кидать неохота, а просить его подбросить их до города — неудобно.

— Я одна съезжу. Да не волнуйтесь вы так! — Поймав взгляды двух пар глаз, уставившихся на неё в недоумении, Ксюша машет руками, словно отбивается от невидимого роя мух. — Съезжу, ничего со мной не случится. Сразу же после обеда. К ужину вернусь.

* * *

Хозяйка скрепя сердце собирает работницу в дорогу. Причина, по которой племянница отказалась ехать с подругой, ей не известна, а затуманенный внезапной летней простудой разум не особо-то спешит копаться в недомолвках. Задача перед посланницей поставлена: автовокзал, Геленджик, частный дом на улице Толстого, позвонить, сказать, что от Розы, взять бумаги, проверить, чтобы дата везде стояла верная и подпись с печатью, и быстро обратно.

Ксения немного переживает — город она знает плохо, хотя и заблудиться там сложно. Пока едет в маршрутке, крепко прижимая к животу сумочку с болтающимися на дне мобильником и кошельком, рассматривает в окно проносящиеся мимо пейзажи — в основном это виноградники, ограждённые от трассы лишь проволочной изгородью. Когда заканчиваются виноградники, начинаются дома — посёлки, такие же как Алиевка, только чуть дальше от моря. В таких посёлках жизнь есть даже зимой, потому что люди там живут, а не только работают… Въехав в город, микроавтобус сразу же попадает в пробку. Середина дня, центральная улица — вереницы туристического транспорта, таксисты-частники, курортники из близлежащих регионов на своих легковушках. Добравшись до автобусной станции, Ксения успевает прочувствовать всю эту суету, которой в Алиевке, где и регулируемых светофором перекрёстков на весь посёлок — раз-два и обчёлся, даже близко не наблюдается.