Косточка Луз - [5]

— И где она в человеке находится? — вопрошает отец.

Он берет косточку, подносит к очкам. Отец отчаянно любопытен, но близорук. Он моложе Блоха и Туфельда лет на десять. Его пальцы сапожника иссечены дратвой, черны, не слишком проворны в обращении с крохотными вещами.

— А здесь, Мотл! — Туфельд снимает ушанку, кладет руку на шею. От головы его валит пар. Весь мокрый, он тут же начинает рассказывать:

— В Гемаре сказано, что римский император Адриан спросил однажды у рабби Йегошуа: “Из какой части тела начнет Бог воскрешать людей”?

Ответил ему рабби: “Из шейной косточки Луз!”

Сказал император: “Откуда тебе это известно?”

Ответил святой Йегошуа: “Вели ее принести, я тебе докажу!”

Когда косточку принесли, он показал Адриану, что она не дробится под жерновами мельницы. Бросил затем в огонь, она не горела. Взял, наконец, молот и ударил — железо вмялось, а кость по-прежнему осталась цела…

Отец снова полюбопытствовал:

— А что означает “Луз”? Откуда такое название?

Блох снова берет у отца косточку, бережно обтирает о телогрейку.

— О, про город Луз я расскажу, это мы тоже учили в хедере, еще при румынах… Город Луз — легендарное место: ангел смерти, малах а-мавет, не имел в нем над людьми власти. Это рядом с местечком Бет-Эль. Праотцу Яакову приснился там сон с лестницей до самого неба… Луз поначалу прославился тем, что именно в нем красили в тхелет — совершенно особую краску. Она цветом была как море. А море похоже на небо. Цвет же неба напоминает людям Престол Славы Всевышнего. Нити тхелет вплетают в цицит — четыре кисти ритуальной накидки…

Никому из врагов этот город не удавалось переменить. Когда явился злодей Санхерив, он смешал окрестные все народы, переселив их с места на место. Но с Лузом не удалось… Затем случилось нашествие Навуходонецера — злодея куда пострашней. Разрушил все почти города и только Луз не разрушил — не вышло! Да и ангел смерти не имел права по Лузу ходить. Старцы же и старухи, когда пресыщались жизнью и этот мир им становился противен, просили вынести их за городские стены, и там испускали душу…

Потом мы молимся на вершине Масады.

В той самой синагоге, где Игаль Ядин раскопал пергамент, от которого у меня мурашки по коже.

Стоим на искрошенных камнях одной из древнейших синагог мира. Крыши над головами нет. По стенам идет черная кривая линия: все, что ниже ее, было разрыто и сохранилось, а то, что выше, — добавили реставраторы.

Выглядываю из пустых окон: вся Масада размером с футбольное поле. Кругом ни травинки — щебень и камни. Чуть ниже окна — ступени в подземный резервуар, где собиралась скудная в пустыне дождевая вода. Для стирок, питья, приготовления пищи. Всего поразительней — вода и сегодня там! Полный резервуар — ныряй и купайся! Есть и еще ступени: на склады, где хранилось оружие и провиант…

Мы молимся, обратив свои лица к Иерусалиму, к Храму. Туда, где сегодня живем, в белокаменной возрожденной столице.

Стоим и молимся. Высоко-высоко, вровень с плывущими облаками. А где-то далеко внизу, в скалистых пропастях и ущельях, парят орлы, ястребы.

Рядом с синагогой — стена голубиной почты. В ней сохранились выемки-гнезда, где птицы жили.

“Как же они добирались? — мучаюсь вопросом. — До Тверии, Цфата, Кесарии, Рабат-Амона… Ведь реют кругом стервятники”.

Господи, как высоко!

Над головами проносятся с громовым ревом — звено за звеном — реактивные истребители. То ли учения боевые, то ли рутинная пограничная служба.

И снова не дает мне покоя Девятый легион:

“А кабы троечку таких ястребков, да над воинством Сильвы! В ужасе бы, небось, разбежались, попадали замертво!”

Видно отсюда не просто много земли, а целый кусок планеты. Круглой, как наша судьба, совершившая новый виток истории.

Мелкие, мстительные мысли уходят на задний план, тают и исчезают. На смену им приходят другие:

“А ведь придет время, придет непременно, когда люди вдруг посчитают войну самым большим стыдом своим и позором. Глупостью величайшей…”

Детский голос тем временем читает молитву.

Мальчик, ведущий ее, вызывает коаним — потомков служителей Храма из рода первосвященников. И выступают вперед коаним: снимают обувь, построившись в единый ряд, лицами против нас.

Они накрываются с головой талитами, вытягивают вперед руки с растопыренными в ритуальном жесте пальцами. Звонкими юными голосами благословляют нас. А вместе с нами и весь народ Израиля:

— Да благословит тебя Господь и сохранит тебя… Да обратит на тебя Господь лицо Свое и осенит тебя миром!