Костер для сверчка - [64]

Меховые штаны знахаря продолжали дымиться; шкурка собралась складками, стянутая жаром, Знахарь держал наперевес легкое копье и извергал ругательства. Стервозное выражение его физиономии обещало быструю расправу, а ругался он так нехорошо, как не сумели бы и Поедающие Глину, даром что степняки славились грубостью. Живущие За Рекой утверждали: когда ругаются жители равнины, в болоте замолкают лягушки. Отныне Поедающие Глину были посрамлены; ибо до сих пор никто не слышал подобного сквернословия, которое извергал знахарь в адрес своего разоблачителя. Стерпеть можно всякое, но услыхать, что давшую тебе жизнь называют грязной вонючей россомахой — это слишком!

Зря Много Знающий взбадривал себя такими словами. Разве мало того, что он нарушил большое табу, напав на человека?

Чумазая рожа знахаря расплывалась в ответ: «Запреты устанавливает вожак. Он же не обязан подчиняться запретам. Таков обычай, как говорят пришельцы».

Копье достало пустоту. Пальцы обороняющегося поймали хрящеватое горло. «Неправильно! Запрет, не обязательный для всех, не может быть законом для племени.» «Но он есть! Он существует. Люди Камня признают его, наивный Шиш», — слышалось сквозь хрипы...

Пинок Пхана отбросил охотника прочь. Поврежденные ребра взорвались болью. Ослабевшая жертва закрыла глаза в ожидании конца. Но Пхан почему-то колебался. Вместо того, чтобы опустить дубину на поверженного, он стоял, редко и трудно дыша, словно после изнурительного бега.

Охотник смотрел с земли в затуманившееся лицо вожака — Пхан жалко сморщился. Он долго собирался с духом, пересиливая себя. Вот страшное оружие, с отполированной до блеска рукоятью, взлетело вверх, и... тихо опустилось к ногам старшего охотника — от далекого стойбища донесся многоголосый крик...

* * *

Скверное известие принес Живущий За Рекой Сим. Слушая его, охотник предостерегающе качнул головой, дабы уберечь Тонкое Дерево от опрометчивого поступка.

Юноша выглядел скверно. Бесформенная, едва ли не в ладонь, опухоль выступала на его темени. Из-под запухших век сверкал недобрый взгляд, от которого поеживались Пхан с Много Знающим, первыми прибежавшие в стойбище. Не лучше выглядел сам охотник, Однако Людей Камня занимало более важное событие...

Такой тревоги не случалось много лет. Гнилой Корень давным-давно пережила свои зубы и остатки волос, но даже она не могла отыскать в иссыхающих недрах памяти что-либо подобно!

— Поедающие Глину требовали искупительной жертвы!

Степные обитатели численностью многократно превосходили население предгорий. Их похожие на глубокие норы землянки усеивали бескрайнюю равнину за болотом. Приземистые, подвижные степняки множились из года в год. Устойчивая засуха последних лет, затем эпидемия изнурительной болезни не повлияла на их плодовитость, а, напротив, словно подстегнули умножение степных родов. Шишу довелось бывать в стойбищах жителей равнины. Бесчисленные оравы, грязной ребятни, все одеяние которых состояло из собственной лоснящейся кожи, заполняли пространство между землянками. Всюду мелькали одинаковые темноглазые мордочки, тощие голые ягодицы и смешные ужимки.

Большая скученность вызывала частые ссоры. Тогда Поедающие Глину призывали, Живущего За Рекой. Он гасил скандал, и на какое-то время примирял ссорящихся. После каждого скандала в степи появлялись новые землянки, разбивалось новое стойбище, на отведенном по совету Сима участке. Потом равнина затихала до следующей ссоры. Поразительно, что столь вспыльчивые степняки с соседними племенами жили в мире. Жили...

Сегодня посланцы равнины просили посредничества Живущего За Рекой в необычном деле. Трое из степняков обнаружены убитыми на границе между предгорьями и равниной. Пострадавшее племя указывало на звериную жестокость убийц, страшно изуродовавших тела жертв. Подозрение Поедающих Глину пало на охотников Пхана. Теперь от Людей Камня требовали равноценной замены умервщленным. Участь заложников, в случае их выдачи, была бы весьма незавидной.

Итак. Степняки требовали справедливости. Кто мог усомниться в их праве?

Пхан мельком глянул на подошедшего охотника, не прерывая беседы с Симом. Речь шла о большем, нежели судьба вожака, и Шиш смолчал.

Новость оглушила Пхана. Неожиданное разоблачение и предстоящий позор лишили его рассудительности. Но он не винил себя. Он, который сроду не жалел ни сил, ни здоровья, рискуя жизнью на охоте, он больше нс хотел голодать. Его дух устал и от мучительных спазмов в желудке, набрасывающихся на людей к исходу зимы. Вожак не желал больше страдать. Он стыдился подступающей старости. Шалишь! Бег его еще стремителен, удар неотразим. Правда, с некоторых пор поселилась в нем и принялась глодать суставы ломота. Стало наливаться болезненной усталостью натруженное, многократно битое и ломаное зверьем и непогодой тело. Будущее тревожило Пхана. Ну разве во многом он нуждался! И Тонкому Дереву ли судить его. Столько кормивший других, он имел право позаботиться еще об одном человеке — о самом себе.

Так Пхан лукавил с судьбой, одновременно страшась расплаты за лукавство. А может то был не страх?..

Беды приходят стаей. Где нашли поживу мыши, туда придут и лисы. Пхан понимал: Поедающие Глину раздражены засухой, оскудевшим промыслом, а, следовательно, они не были склонны прислушиваться к голосу рассудка. Ими овладели духи недовольства, которые манили степняков на земли Людей Камня. Жителям равнины хотелось, чтобы виновным оказалось племя Пхана. Они уверовали в это, не тратя сил и времени на поиски истинного преступника.