Космология Эроса - [38]

Шрифт
Интервал

Современные этнографы склонны выводить древний культ духов из страха перед привидениями. Это должно было бы объяснить, почему этот культ должен был исправиться, когда был пролит «свет разума», а потому должна была пропасть вера в «духов». Впрочем, нет никаких сомнений в том, что эротические обряды связаны со служением мертвым, и чем дальше мы будем погружаться в древние пласты, тем ярче они будут становиться. А еще мы знаем о венце, который выступает в качестве короны, и его возлагают, когда свершается высшее посвящение. Венец, как корона, — это древний символ завершения, Телеты, посвящение в честь достигнутого совершенства. Каждая корона — это «венец жизни», знак Гамии, совершенного брачного венчания венценосной души с душой космоса. Поэтому венец сначала украшал голову мистиков, затем триумфаторов, правителей, священников и в итоге невест! Мы знаем, что представители микенской культуры украшали венком и повязками своих умерших. Таким образом, умерший достигал высшего посвящения. Он становился для мистика героем или деймоном, и с этим совпадало завершение Гамии! Он высоко чтился, как «Тритопатор», и в свою очередь давал благословение, по этой причине на каждой свадьбе славили духов предков. Им подносится выпивка, чтобы они своей силой защитили благополучие брачующихся. Ромул, ставший божественным прародителем Римской империи, также являлся покровителем новорожденных и считался целителем болезненных детей. Аналогичное целительство можно было наблюдать и в христианское время. Козьма и Демиан после своей смерти заняли место защитников детей, и качестве духов предков должны были заниматься лечением, как бы выступая в роли наследников Эскулапа. Можно ли обнаружить убедительные источники, говорящие о том, что ключом почитания мертвых являлся Эрос, а «вера», положенная в основу этого почитания, была внутренне испытуемой уверенностью в достигнутой близости? Мы знаем пурпурный цвет как символ высшего достоинства. Здесь мы не задаемся вопросом, на чем базируется символика пурпурного цвета, но обращаем внимание лишь на то, что в Микенах умерших оборачивали в фиолетовые платки, затем возлагали для свершения последних молитв на оливковые, миртовые или тополиные листья. Страх — это всего лишь поздняя сторона обычая, распространившаяся по всему пеласгическому миру. Ничто не волнует человека пеласгической эпохи больше, чем торжественность погребения и забота о теле умершего. Самая великая человеческая трагедия античности — это самопожертвование Антигоны во имя достойного погребения тела погибшего брата, дабы соблюсти священные обычаи, — мотив, совершенно утраченный, если мы будем мерить его современной поэзий! Первоначально умерших, скорее всего, погребали в доме под плитами, затем в центре деревни, у стен, у городских ворот, на рыночной площади, в пританиуме! Так, например, в Олимпии гробница Пелопа находилась рядом с большим алтарем Зевса, а храмы одновременно могли быть местами погребения деймонов. В частности, Дельфийский храм Аполлона являлся захоронением бога земли Пифона (Питона). Раньше даже христианство использовало соборы и храмы для погребения представителей благородных семейств, в нынешних селах могилы пытаются сделать поближе к церкви. Самые величественные сооружения Древнего Египта — пирамиды — это место для мертвых; это относится и к скальным храмам ликийцев, и к римским катакомбам. Диодор из Египта сообщает: «Большая забота проявляется относительно того, чтобы жилища для мертвых использовались как для живых; они рассматриваются в качестве ночлега на короткий период, гробница же — как истинное и постоянное жилище на вечное время». В качестве мест для мертвых у многих народов могли выступать священные рощи, чудесные горы, скальные жилища Маниту, ступенчатые сооружения и пагоды. Душа умершего порхает и парит вокруг гробницы, продолжая жить в образе змеи, гения места (genius loci) или же Агатодемона, но в любом случае благословляя всех живущих в доме! Весь римский культ берет свое начало в поклонении духам дома — ларам, аналогичное можно сказать и про японский синтоизм. Древние племена, равно как нынешние «дикари», охотно именовали себя в целом по имени первопредка или прародителя. В честь прославленных павших героев был учрежден греческий Агон, образующий круговорот настоящего и прошлого! Кто-то может возразить, что в данном случае не опасаются призраков и не обороняются от них, здесь свершается любовное почитание настоящего, которое связано с поклонением возвышенным существам прошлого. А это, в свою очередь, связано с обычаями, сплоченными отчасти с рассудочным желанием, отчасти с мистическим устремлением вернуть их вновь к жизни. Наконец, для нас может быть неопровержимым доказательством традиция, приходящаяся на время заката греческой цивилизации. Тогда возникает стремление героизировать умерших и изобразить их непосредственно в облике Эроса. Он лежит заснувший, опустивший свой факел, будто бы утомленный жизнью, и рядом лежит испитая чаша. Но таким образом достигается не бессмертие для умершего, он вообще не умирает, а лишь преображается!


Рекомендуем почитать
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.