Космология Эроса - [34]

Шрифт
Интервал

Только что мы привели отрывок еще не опубликованной работы, посвященной проблеме возникновения астрономической системы Коперника, которая подробно разбирает интересующие нас моменты и фактически подводит к ответу. Из осознания того, что οικος Вселенной разорвал «бесконечность» коперниковского пространства, можно было бы относительно точно именовать Эрос Древности как Эрос ближний. Но теперь мы можем и имеем право доказать и даже обязаны дать четкое понимание созерцательного сознания и предметного сознания с учетом расширенного толкования понятия «Эрос дальний». Это должно позволить нам использовать его для всех народов и времен без исключения. Однако мы должны предусмотреть возможные возражения, касающиеся различий в ранней и новой истории двух расово-племенных групп, а именно римско-греческого этноса (который, согласитесь, отнюдь не «природный народ») и восточных племен, прежде всего доисторических индоевропейцев. Многие из древних ведических гимнов, хотя и проникнуты коперниковским пространством, все-таки отражают блеск его образа, и ничего подобного мы не найдем ни в лирике Эола, ни в трагике Гомера. Индийская архитектура взяла больше, чем на тысячу лет отставшая европейская с пейзажными чертами романтизма и позднего барокко. Но и в западной древности вновь и вновь появлялись личности, которые проталкивали идею Ойкоса. Можно назвать, например, Аристарха Самосского, но прежде всего Гераклита с его отрицанием статичности и прямо-таки противоположными умозаключениями о реальности «вечного потока». Кстати, это и есть «Эрос далекий» в его расширенном толковании.

Если предмет может быть как бы удаленным, по крайней мере, от созерцательного образа, и как бы отраженным от реального образа, то бесконечность пространства безгранично удаленный образ может приближать и приближать. А потому в итоге возникает опасность того, что он может стать предметно обособленным. Если бы мы задались вопросом, как можно отличить близкий образ от самого удаленного предмета, то мы обратили бы внимание, что это отрицательный знак неприкосновенности всех образов. Как мы уже говорили выше, тайну можно не только услышать, но и почувствовать ее запах, попробовать на вкус. В следующей главе мы попробуем объяснить на примере дегустации, что при использовании вкусовых особенностей задействованы ключи, присущие способности созерцания! Строго говоря, невозможно ощупать любой предмет, который находится на небольшом удалении. Но если мы будет строго придерживаться прочности явления, то нет такого далекого или условно далекого предмета, который нельзя было бы переместить в ощутимую близость. Будь то его движение к созерцателю или же движение созерцателя к предмету. Если свойством земного тела является хорошая осязаемость как на удалении, так и будучи приближенным, то это не его собственная отличительная черта, а характеристика действительного небесного образа.

Близость и удаленность являются дополняющими друг друга полюсами не только пространства, но и времени. Мы визуализируем временное расстояние от созерцаемого образа при помощи пространственной модели. Пространственно удаленные места на (неприкосновенном) расстоянии также являются временными отрезкам. Проще говоря (как мы сообщали выше), время — это душа пространства. Кажется, что за помощью к естествознанию мы можем обратиться лишь в единичных случаях. Ведь для того, чтобы научить нас основам астрономии, требуется свету Сириуса добраться до ближайшей звезды, а это занимает несколько лет. Поэтому, созерцая его, мы полагаем акт восприятия в настоящем времени, но свет этот уже долгое время находится в прошлом! Однако даже если мы будем свято уверены в том, что завтра наука отвергнет это представление как заблуждение, то мы все равно используем для определения расстояния от Сириуса до Земли удаленный образ Сириуса. Мы говорим не об отрезке в милю или даже расстоянии в световых годах, о той удаленности (в какой-то мере удаленности «в себя»), которая непосредственно воспринимается при созерцании образа (то есть предпонятийно).

На песчаном берегу моря, пребывая в состоянии крайнего покоя, отказавшись от суетных мыслей, можно себе представить, что даль горизонта, обозначенная цепочкой облаков и дымом трубы исчезающего парохода, как в зеркале сознания, отражается в глубине пространства, а также тонут образы, вызванные воспоминаниями о безвозвратно ушедшей молодости. И будет найден похожий, кто вообще может найти дары во внутреннем царстве.

Но то, что недостижимые дальние оттенки уходящего вдаль горизонта наполняют сердце тоскливым желанием, одновременно успокаивая и мучительно возбуждая, уже не относится к действительности прошлого. Благодаря этому во внутреннем образе только случившееся и случившееся недавно еще актуально, нежели ушедшее вдаль — это сравнимо с синью, которая является отражением глубины пространства. Облачка над горными кряжами и обманчивый, удаленный свет звезды вечно прощаются с тем, кто был пленен этими образами. Вспомним заповедное нам мистическое откровение: внешнее есть внутреннее, возвышенное до состояния тайны. Но в данном случае возникает новое возражение. Если есть временная и пространственная близость, и есть временное и пространственное удаление, то почему далекое пространство должно казаться прошлым, а не таким, каким оно будет в будущем?


Рекомендуем почитать
Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Марсель Дюшан и отказ трудиться

Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.


Наши современники – философы Древнего Китая

Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.