Космология Эроса - [32]
Темное уныние, переданное в поэзии Ленау, показывает нам достойный преклонения образ — светлые всполохи вздымающегося небосвода.
Мерике в своем стихотворении «Перегрина» взывает к колдовству любимой через образ золота:
Зерцало верных карих глаз лучится, Как отсвет златоносного нутра; В груди, откуда робкий свет сочится, Взрастила злато скорбная пора. Во тьму зрачков ты манишь погрузиться, Сама не зная, как страшна игра, — Огня всепожирающего просишь, С улыбкой смерть в питье грехов подносишь.
«Это притчи», — скажут нам. Ничего подобного! Если спустимся до уровня народных песен, то почувствуем силу магического слова, те божественные уста, которых лишен созерцающий. В одной русской песне старик не находит на берегу ни одного корабля, который мог бы переправить его через море:
Образ человека растворяется в метеоритах, а метеориты отблескивают в образе человека. То, что было простым дневным взором, оказалось окружено теллурическими и космическими потоками. Цвета, формы, звуки, шумы, ароматы сливаются в нем, кажется, став столпотворением всех образных элементов. И тем не менее он ярко сияет, походя на лик, некогда пугающий, но сейчас многообещающий. Это не столько изменилась действительность, через контакт с которой рождался образ, сколько исчезли границы, отделяющие реальность от предмета восприятия! То, что попадало в луч стихийного созерцания, более не является одной из многих вещей, но становится центром мира! Об этом Мефистофель говорит адепту:
Когда между деймоном и душой проскакивает искра, она сама становится деймоническим источником образов. Живым источником, что очень сложно изложить посредством слов. В акте созерцания вновь и вновь рождается начало миров!
Мы помним, что в «Дифирамбах корибантам» у Альфреда Шулера в его «Космогонии» есть удивительная строфа:
Мироздание в данный момент представлено как явность. Вплоть до самых далеких пространств и удаленных времен; все, что когда-либо происходило и произойдет, обретет свой внутренний свет и смысл, притягательный образ.
Новалис считает, что любое случайное может стать «нашим мировым органом». «Лицо, звезда, старое дерево могут создать внутри нас целую эпоху. Это великий реализм фетишей».
Воистину, сегодня может показаться странным в культовых действиях, мистериях, магических обрядах, табуациях, гаданиях то, что они все без исключения основаны на приоритете созерцания изнутри над примитивной восприимчивостью. Здесь предметы механически двигающегося мира оказались вплетены в живую, деймоническую реальность образов. Она непосредственно оформлялась во всех образах древнего человека, -кристаллизовывалась в храмах, в идолах, в погребальных плитах, расцветала в ранней поэзии, подобно бутонам после дождя, воплощалась в символах, давала непостижимую уверенность путем посвящения в тайну. Если было человечество, для которого было вполне обычным общаться с окружающим его миром через плодотворное воззрение, то оно должно было искать в промежуточном состоянии трезвости возможность изложить свое видение в особых знаках, подобно тому, как рациональный человек сохраняет свое знание о вещах, прибегая к помощи понятийного языка. И эти знаки являются символами. Они являются глифами экстатически обретенных образов, то есть истинными иероглифами, так как глиф является словом определенного употребления, связывающего предметы с понятиями. Если термины и понятия используются для передачи суждения, то язык символов предназначен для возрождения созерцания. Если понятие является отправной точкой для научных изысканий, то символ становится источником мифа. Вне всякого сомнения, семиотика созерцательного состояния сознания является важной частью познания в целом, только если уметь читать символы! Для наших целей достаточно выделить из всего множества обрядов и обычаев лишь одну сторону, для постижения которой мы должны углубить наше понимание сути образов.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.
Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.
Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.