Космология Эроса - [30]

Данный отрывок с пугающей отчетливостью демонстрирует нам, что так называемые первообразы, или идеи Шопенгауэра, которые он заимствовал у Платона, не являются образами и не имеют с ними ничего общего, кроме использованного словесного обозначения! То, что он называет в приведенном выше отрывке сутью облаков, сутью ручья или сутью ледяных кристаллов, — это понятие об общем характере пара, воды или замерзания, которые являются предметами «естественного исследования». Шопенгауэр не случайно выдает себя, используя в приведенном описании свой пароль — слово «закон». В действительности же он говорит не о чем ином, как об упорядоченном характере мира, а потому пребывает в серьезном заблуждении, так как (видимо) полагает, что эти законы природы можно созерцать! Давайте мысленно попробуем перейти в состояние того, кто теряется при виде ледяных цветков и деревьев, которые выписаны кристалликами льда на оконных стеклах. Такой человек забывает про себя и про весь остальной мир, и он околдован эти ледяными узорами. Неужели в этот момент он в состоянии размышлять о законах природы и принципах замерзания и кристаллизации? Он в этот момент находится где-то среди тихо растущих ледяных цветов, которые ему нарисовало воображение при взгляде на замерзшие стекла. Едва ли он будет восхищенным кристаллизацией, испарениями и замерзанием, равно как и своей собственной персоной. Он будет мечтательно погружен в мир ледяных созданий, чтобы постигнуть внутреннюю суть их цветения и роста! У Шопенгауэра, равно как и у Платона, идеи — это вовсе не объекты созерцающей души, а произведения рассудительного Духа, хотя они и отличаются от понятий привычного человеческого разума, а наука использует их исключительно в притязаниях для описания метафизической действительности. Однако намерения платоновско-шопенгауэровского мышления оказываются направленными против изначального созерцания. Дело в том, что они пытаются поставить на место действительных первообразов запутанные понятия и доведенные до совершенства законы природы! Платон глубоко созерцал искусство, но при этом был открытым его противником. Шопенгауэр, напротив, пытается скрыть противоречивость современного человека, преподнося познания через созерцание, которое в итоге оказывается просто рассудительным познанием, пытающимся вырвать человека из созерцательного отчаяния. Тем самым уничтожается экстаз, который свидетельствует нам о том, что необходимо отказаться от поиска реальных выгрузок в мифах и символах, подобно тому, как Платон последовательно отказывался от искусства. И это действительно так!

«Кто хорошо это понял и умеет отличать волю от идеи, а идею от ее явления, для того мировые события будут иметь значение не сами по себе, а лишь постольку, поскольку они — буквы, по которым может быть прочитана идея человека. Он не будет думать вместе с людьми, что время действительно приносит нечто новое и значительное, что с помощью времени или в нем осуществляется нечто безусловно реальное, или же само время как целое имеет начало и конец, план и развитие и своей конечной целью ставит полное усовершенствование (согласно своим понятиям) последнего поколения, живущего тридцать лет. И поэтому он не призовет вместе с Гомером целый Олимп богов для направления временных событий, как не признает вместе с Оссианом фигуры облаков за индивидуальные существа; ибо, как я сказал, и те, и другие имеют одинаковое значение по отношению к являющейся в них идее».

Мы видим, как мир богов, а также любой мир поэтических образов, что близки к мифическим, приносятся в жертву во имя мира понятий. В противоположность всеобщему значению простых понятий все-таки можно использовать понятие «идея» для действительного первообраза, неизменно мгновенного и потому безвозвратно уникального. В данном случае мы должны серьезно помыслить, что же из этого следует.

Если бы это были люди, животные, растения, лес или звездное небо, мы говорили бы о них как об отдельно взятых вещах в общем временном потоке нашего мира. Лес, который я вижу из своего окна, сегодня является тем же самым лесом, что был и вчера, а завтра будет тем же самым лесом, что был и сегодня. Итак, я пришел к пониманию леса, так как отошел от всего происходящего во времени, в особенности моих переживаний, и каждое мое впечатление привязал к настоящему моменту. Как видим, общее в данном случае определено ярче всего тем, что мы можем вернуться к нему в любой момент времени. В нем ничего бы не изменилось. Если бы, например, пришлось вырубить лес, то в моем сознании не отложилось бы, что это тот же самый лес, что стоял там раньше. При возможности реально уничтожить любую вещь. Но даже божественное всесилие не заставило бы ее существовать саму по себе. Или же — нельзя изменить случившееся. Если говорить о том, что мы подразумеваем, когда ведем речь о вещах или процессах, а точнее говоря, о предметах, то это уникальный живой образ, отмеченный чрез мгновенный взгляд на всеобщую природу. Но тогда ни один первообраз не может походить ни на одну вещь!

Представьте себе двух людей, которые симпатически связаны между собой, когда их любовь (так сказать) расцветает. Но этого не случится, если в течение нескольких недель в любой произвольный момент, в любую минуту они находятся на одном и том же уровне восхищения!