Кошмары на улице Купчинской - [22]

Когда в начале декабря 2002 года ударили первые морозы и ходить по обслуживаемому участку стало холодно, Серомышин окончательно созрел к переводу на кабинетную работу в дознание.

Начальник отдела дознания — пожилой майор с всклокоченными кудрявыми волосами и блестящими маленькими глазками на испрещенном красными прожилками лице — Шмонзер Владимир Андреевич принял Серомышина достаточно приветливо в своем большом, но неухоженном кабинете в здании районного управления.

— Я тебя, Серомышин, возьму в свой отдел с удовольствием и на рапорте твоем хоть сейчас напишу свое согласие, — сходу заявил улыбающийся Шмонзер несколько удивленному быстротой принятого начальником отдела решения. Однако еще раз внимательно осмотрев личность Серомышина, огибая взглядом некоторую небритость его лица и явно отваливающуюся звездочку на погоне, Шмонзер неожиданно грозно нахмурил густые брови и неторопливо продолжил свою речь:

— И беру я тебя не потому что ты такой умный с виду или специалист грамотный. Специалист ты явно никакой. А беру я тебя потому, что ты мужик. Надоели мне эти бабы. Вот ты Серомышин водку пьешь?

— Бывает что и выпью, но без последствий.

— Вот это хорошо. Это славненько. Пей на здоровье, только уголовных дел не теряй и начальника не забывай в день получки. Усек?

— Усек.

— А раз так давай свой рапорт. Пишу согласен. Стажироваться будешь в своем отделе у дознавателя Дюжева. Можешь идти.

— А вопрос разрешите, Владимир Андреевич?

— Валяй, вопрошай.

— Причем здесь бабы о которых вы сказали, я не понял?

— Ну что тут не понять. К нам работать идут одни женщины в основном. Мне с ними тяжело. Выпить не с кем это во — первых. Во — вторых, не успев начать работать, то в декрет уходят, то… в кредит. И вредные ведь какие. Вот заместитель мой — Лора Петровна. Мало того что не пьет. Она ведь толстая до безобразия. Носится по отделу — титьки по верху летают. Да еще и издевается над начальником. Чем это от вас пахнет таким противным — у меня спрашивает, какой гадостью вы надушились, говорит. Одеколон «Рига» отвечаю. Выбросите его, говорит, он — воняет. Вот дура. Хороший одеколон. С детства им душусь. Короче говоря, будешь нормально работать, поставлю тебя своим заместителем, а эту дуру Лору выгоню на пенсию.

— А Дюжева не хотите в замы, он же поопытнее?

— Меня опыт не интересует. Мне мужик нужен. Если ничему у Дюжева не научишься, или он тебя обижать будет, заберу тебя в управление при мне работать. Все хорошие материалы себе будешь брать. А что похуже, где не вызвать никого или заявитель скандальный будем отправлять в отделения Дюжевым разным.

— А чем вам Дюжев не нравится, если не секрет?

— Шлангометр он великий. Болеть любит, хотя здоров как мартовский кот. А так парень ничего. С днем рождения меня даже поздравил, бадяжный одеколон «Рига» подарил, подхалим. Ты знаешь, я вот себя вспоминаю молодым дознавателем — ох обижали меня старики лет двадцать назад. Тогда ведь не было никаких отделов дознания как сейчас. Службе нашей в ее нынешнем виде всего десять лет скоро будет.

— А чего же раньше было?

— А было всего три инспектора дознания на весь район, и один из них старший инспектор. Я был к ним прикомандирован, а должность моя называлась в районе — «помойный инспектор».

— Что за должность такая?

— Официально должность называлась инспектор по санитарии. Ну, то есть обследовал я все помойки в районе и где мусор убран был плохо, составлял протоколы на дворников и на техников жилищных участков. Следил я за соблюдением правил санитарии. Чтобы Ленинград чистым был. Полезным делом занимался — всех дворников оштрафовал. Невзлюбили они меня и жалобы писали: замучил мол нас помойный инспектор. А начальство хитрое: с меня показатели требует — протоколов побольше и чтобы жалоб не было. Жилконторы ведь помогали им служебные квартиры подыскивать. Но я если начну кого штрафовать, то остановиться не могу. И взяток не брал. Пытались меня подпаивать. Но не пил — молодой был, глупый. Тогда меня и прикомандировали к группе дознания. Старший группы мне разные гадкие материалы поручал, а своим старикам что получше. Дедовщина была. Поэтому и за тебя беспокоюсь. В обиду Дюжеву не дам. Расстрогал ты меня Серомышин до слез. Воспоминания нахлынули. Все. Отправляйся на стажировку, а то доведешь до греха — за водкой отправлю.

После разговора с начальником отдела дознания Серомышин, оставаясь еще на прежней должности, до рассмотрения рапорта о переводе по существу приступил в тот же день к стажировке у старшего дознавателя 101 отдела Дюжева Александра Валентиновича.

Дознаватель Дюжев, тридцатипятилетний, коротко стриженный крепыш в крупных очках на интеллигентно — философском лице, производил впечатление человека опытнейшего в своем деле, что подчеркивало обилие бумаг, пепельниц, коробок и вещдоков в беспорядке разбросанных как на столе, так и в иных местах служебного кабинета.

— Дознание, Сережа, процесс творческий, — рассказывал Дюжев Серомышину основы своей работы. — Дознаватель это скульптор уголовного процесса. Это дизайнер уголовного права. Я тебе больше скажу. Дознаватель это художник. Я, бывает, так протокол допроса напишу, что сам прочитать не могу. А смотрится красиво. И мы дознаватели еще ведь и рулевые в уголовно — правовом море.