Кошачьи проделки - [63]

Мисс Веллингтон чуть не хватил удар. Она представляла себе, как стена обваливается, словно снежная лавина, – вся трехфутовая высота, и нет нужды говорить, что под ней оказывается погребен Фред Ферри. Она представляла, как это происходит в метель, когда в стену врезаются машины и на льду остаются разметанные тела. Стараясь успокоить ее, кто-то вернул камни на место (анонимно, чтобы не навлекать на себя ответственности), – и тогда, видя в этом решение своих проблем, из которых не на последнем месте стояло то, что он был соседом мисс Веллингтон, Тим Беннетт вызвался расчистить кладбище и использовать его как дополнение к своему огороду.

Приходский совет дал свое одобрение, увидев в этом способ добиться присмотра за этим участком, тщательно обозначив при этом, что, в сущности, не их дело выдавать на это разрешение. Мисс Веллингтон была в восторге. Тим и Лиз стали двумя ее ягнятками. Остальные жители деревни были в равной мере счастливы, что кто-то другой взялся за эту работу и, более того, бесплатно – что лишний раз доказывает, как глупы могут быть люди. Потому что потом до них вдруг дошло, что Тим задаром приобрел кусок земли.

На самом деле это было не так. Он не притязал на владение кладбищем. А только собирался использовать его как надел в обмен на содержание его в порядке. Но ведь он извлекал из него пользу, а они – нет. Они позволили участку земли утечь у них между пальцами. Под самым их носом, да еще к сравнительно новому человеку. Полдеревни тут же сказала, что это святотатство и нельзя позволять эту землю использовать. Другая половина заявляла, что по справедливости земля причитается им. Их отцы жили по соседству или владели участком напротив. Фред Ферри сказал, что его дед пас там овец.

Таким образом, это давало ему справедливое право на эту землю, но почему было более респектабельным, чем выращивание овощей, вытекало из логики, ясной только самому Фреду. В одном он и остальная часть деревни были, однако, единодушны. Они говорили друг другу, что даже не подумают есть что-либо из выращенного там.

Тим, предположительно мысля в том же направлении, заказал несколько машин новой пахотной земли. Чтобы все были счастливы, он решил также при возделывании земли избежать того угла, где были могильные насыпи. Фактически таковых было только две, остальная часть земли, очевидно, никогда не перекапывалась, но в деревне никогда никому не угодишь.

Он сделал все, что мог. Вместо того чтобы бездушно вывалить землю из грузовика на участок, он оставил ее на своей подъездной дорожке и почтительно перевозил ее тачками. Работая на кладбищенском участке, он всегда снимал шляпу. Чтобы люди могли видеть, где находятся могильные холмики и оценить его уважение, он насыпал их еще выше и посадил сверху нарциссы. Благодарностью за его заботы было то, что когда посторонние замечали безошибочные очертания могил и останавливались по другую сторону стены, чтобы обсудить это, под рукой всегда находился кто-нибудь, чтобы прокомментировать этическую сторону дела. Причем стратегически этот кто-нибудь всегда был расположен так, что Беннетты могли его слышать. Говорилось, что молодежь в наше время лишена понимания приличий; что если говорить по совести, то участок на самом деле принадлежит им; что они и в рот не возьмут капусты с этого огорода, а также строили предположения, какова по нынешним ценам должна быть стоимость кладбища как участка земли.

Другим вопросом, занимавшим деревню в ту зиму, был вопрос, зачем мы купили жилой автоприцеп. Например, одним из дошедших до нас слухов было то, что мы собираемся продать коттедж и путешествовать за границей. Сплетничали даже ближайшие из наших местных знакомых: Тим, старик Адамс и Фред Ферри, которые знали, для чего мы купили фургон; нам же просто хотелось иметь возможность куда-то поехать, когда пожелается, и, как мы надеялись, взять с собой кошек. Все имели свои собственные мнения о том, во что это предприятие выльется. Они готовы были спорить на что угодно, что прицеп вполне может съехать под горку и мы никогда не въедем с ним обратно.

Это, однако, была трудность будущего. Тем временем у нас была более насущная проблема, связанная с Сессом. В результате моего плачевного недогляда он вернулся к своему неврозу по поводу шерсти. Он не просто проедал в ней дырки, как делают многие сиамцы (кошачьи психологи говорят, это происходит потому, что они чувствуют себя одинокими), но и вообще относился к ней враждебно; ни при каких обстоятельствах он на ней не спал и всякий раз, как подворачивалась возможность, использовал ее в качестве туалета.

Это началось с того вечера, когда котенком мы принесли его домой и познакомили с Шебалу. Мы поместили его в корзинку, оформленную спереди как клетка, полагая, что он будет чувствовать себя в большей безопасности, разговаривая с ней оттуда. К несчастью, вместо того чтобы подойти к нему с осторожностью, как поступил с ней Сили, когда она была котенком (взрослые кошки обычно больше боятся незнакомых котят, чем котята боятся их), Шебалу сунула нос между прутьями, прошипела отвратительные проклятия и пригрозила его съесть, а Сесс, не имея возможности убежать, испачкал одеяло.