Кошачьи - [2]

Фасад здания, который был украшен уймой выбоин, выглядел как гримаса мумифицированного египетского фараона. Серое и огрубевшее, это ужасное лицо пристально уставилось на мир, словно имело демоническое послание к еще живущим. Частично разрушенные оконные ставни обоих верхних этажей, которые, как упоминал Густав, пустовали, были закрыты. Нечто таинственное исходило оттуда. Снизу крыша была не видна, но ручаюсь головой, она полностью обвалилась. Так как квартира в бельэтаже, в которую предстояло въехать моему душевно больному другу и мне, располагалась на высоте двух метров от земли, то туда только с трудом можно было заглянуть через грязные стекла. В беспощадных лучах полуденного солнца я смог увидеть лишь грязный потолок комнаты в пятнах да безвкусные обои.

Так как Густав разговаривал со мной исключительно на причудливом языке младенца, что мне вовсе не мешало, — я бы и сам обращался к нему, используя такой же примитивный лексикон, вздумай я с ним поговорить, — то он издал одобрительные возгласы восхищения, когда мы наконец остановились перед домом.

Если у вас между тем сложилось впечатление, что я испытывал враждебные чувства к моему сотоварищу, то вы правы лишь отчасти.

Густав… н-да, кто же такой Густав? Густав Лёбель — писатель. Но того сорта, чьи заслуги в создании духовных ценностей упоминаются разве что в телефонных справочниках. Он сочиняет так называемые короткие романы для так называемых дамских журналов, и эти тексты так утонченно кратки, что повествование укладывается на стандартной странице формата А-4. На замысловатые сюжеты Густава, как правило, вдохновляет вид чека на сумму в двести пятьдесят марок: больше ему никогда не платили его «издатели»! Но как часто я наблюдал борьбу этого добросовестного автора с самим собой в поиске изюминки, сюжетной находки, в попытке придумать, например, не существующую до нынешнего момента причину для разрыва брака. Только на короткий срок Густав регулярно покидает вселенную ложных наследников, изнасилованных секретарш и мужей, которые никогда не замечали, что их жены изменяют им уже тридцать лет, чтобы написать то, что хотелось бы ему самому. Так как по образованию он историк и археолог, всякий раз, как находит время, пишет научные сочинения о древности с узкой специализацией по египетским божествам. Это Густав делает настолько скучно и подробно, что все работы без исключения оказываются рано или поздно безнадежно устаревшими и его надежды когда-нибудь жить на это становятся все более призрачными. И хотя внешне он напоминает гориллу и этот человек — самое толстое создание, с которым я лично знаком (конкретно — сто тридцать килограммов), он, как выражаются в таких случаях, остался ребенком, глупым с головы до пят. Его представление о мире базируется на трех китах: уют, покой и сытое самодовольство. Всего, что угрожает нарушить этот священный триумвират-треугольник, Густав пытается избежать. Честолюбие и спешка для этого безобидного обывателя как иностранная речь, а моллюски в чесночном соусе и бутылка шабли дороже блестящей карьеры.

Таков Густав, и он полная противоположность мне! Неудивительно, что такие разные личности, как мы, время от времени устраивают перебранки. Но я бы оставил все как есть. Он заботится обо мне, ограждает меня от банальных физических страданий, защищает от опасностей, и самой большой любовью в его созерцательной жизни остаюсь все же я. Я уважаю и почитаю его, хотя иногда — должен признаться — мне это дается нелегко.

После того как Густав подогнал машину под каштаны перед домом (автостоянки Густав никогда не понимал, парковка для него — чистая квантовая физика), мы оба вышли. Пока он, всей внушающей страх тушей воздвигнувшись перед зданием, рассматривал его сверкающими от удовольствия глазами, будто сам построил, я потянул ноздрями воздух.

Затхлая вонь ударила мне в нос как молот. Несмотря на то что дул легкий ветерок, запах разложения вокруг дома был настолько интенсивен, что привел меня в шок. Я молниеносно определил, что этот неприятный запах поднимается не от фундамента здания, а ползет с верхних этажей и готов запустить свои вонючие пальцы в квартиру, в которой нам в будущем суждено если не проживать с достоинством, то просто существовать. Но и там было что-то чужое, таинственное, пожалуй, ужасающее. Даже мне было крайне трудно определить эти едва уловимые запахи, мне, обладателю, признаюсь без ложной скромности, двухсот миллионов обонятельных рецепторов, что и среди моих собратьев говорит об уникальной остроте нюха. Сколько я ни пытался, но все же не смог определить эти особые молекулы. Тогда я обратился за помощью к старому доброму Я-органу[1] и вдохнул как можно интенсивнее.

Это принесло желаемый результат. Теперь я обнаружил, что среди гнилостной вони нашего нового жилища скрывается еще и самостоятельный запах. Он не был естественного происхождения, и мне потребовалось некоторое время, чтобы классифицировать его. Наконец до меня дошло: это был смешанный запах различных химикатов.

Хотя я все еще не имел ни малейшего понятия, какой конкретно специфический запах излучает этот замок с привидениями, но по крайней мере была установлена связь с синтетическими субстанциями. Каждому знаком запах, который стоит в больнице или аптеке. То же распознали мои чуткие ноздри среди отвратительного запаха плесени этого дома-развалины, когда, еще не догадываясь о тех ужасах, которые мне предстоит испытать, я стоял на тротуаре рядом с моим сияющим от радости другом.