Косьбище - [20]

А под средним и безымянным — просто пылают огнём уже набухшие, плотные такие, внутренние губы. А перед глазами у меня молодая красивая женщина с великолепно очерченным, трепещущим под тонким полотном, бюстом и в совершенно полностью отдающейся позе с прикрытым локтем лицом — поза ожидания: а вдруг стыдно ей будет. Чего-нибудь эдакого…

" — Хорошо ли тебе, девица? Хорошо ли, красавица?

– Ой, дедушка Мороз, хорошо! Так хорошо! Но так стыдно…».

Это — русская народная сказка. А такая же, но — мудрость, гласит: «Темнота — друг молодёжи». Что и озвучивается Марьяшенькой:

– Ванечка, лампадку загаси.

Пришлось оторваться. От всего этого… Поплевал на пальцы, прижал фитиль. Он немного по-чадил, темно стало. Вернулся к постели, а Марьяши и не слышно. Будто и не дышит, будто спит. Ага, устала и заснула. Я, было, сунулся к лицу проверить.

«А девица не спала

Того поджидала.

Правой ручкой обняла.

И — поцеловала».

Хорошо поцеловала — наповал.

«Меня милка провожала

И растрогалась до слез.

На прощанье целовала

То меня, то паровоз»

А у нас тут не провожание, а совсем наоборот. И я — один за всех. В смысле: и за себя, и за паровоз. Причём — курьерский.

Все тряпки с меня слетели в момент, рубаха вместе с поясом и банданой, штаны вместе с сапогами. Дольше всех портянки продержались. Почти до самого конца акта. Всё-таки, две недели воздержания после месяца обильной диеты — это много. Это я про неё. Не смотря на всё произошедшее. Стосковалась девочка, соскучилась. Тут не до затянутого коитуса, не до ласк «щемящих до боли». Всякое… «прологирование» — пофиг и нафиг. Тут, как в фольклоре: «Ей охота, и мне охота — вот это охота». Ураган. Торнадо. Взлетают — все.

Господи, какое это удовольствие обладать красивой зрелой здоровой женщиной! Желающей и желанной. Когда каждое прикосновение к ней вызывает дрожь, аж волосики по спинному мозгу встают дыбом. Когда каждый кусочек её тела хочется одновременно и поцеловать, даже не касаясь, только дыханием. И укусить, вырвать, сгрызть. Когда её всю хочешь то завернуть в клубочек, спрятать, уберечь. То наоборот — раздвинуть, развернуть, вывернуть, распять. Чтобы войти в это во всё — глубже. Не только туда куда…, а вообще — чтоб чувствовать всё её тело. Везде, всей своей кожей, и изнутри, и снаружи… И вот, выворачивая её и проникая в неё, доходишь сам до края в себе самом, до предела, когда уже нет сил вздохнуть, когда весь как сведённая судорогой запятая, вставшая на дыбы, как одноногая балерина на пуанте. И… и тут собственно любовная судорога. И уже тебя самого вскидывает, разворачивает, выворачивает в обратную сторону. А потом обратно, а потом снова…. Всё слабее, всё тише… Можно уже выдохнуть. И вздохнуть. Вообще, вспомнить об этом ненужном занятии — дышать. И чувствуя, как дрожат мышцы рук, ног, спины, живота…, осторожненько, чтоб не наступить коленкой и не сделать ей больно, перелезть через её раздвинутые ножки. Одну ножку. Прикасаясь, напоследок, своей кожей к её. Хоть где, хоть чем, хоть к чему. Потому что — невозможно оторваться. Потому что — нет сил продолжить. И просто быть — тоже сил нет.

И рухнуть носом в подушку, чувствуя, как мгновенно выступивший по всему телу пот, успевает не только впитаться в постель, но и остыть, охладить твоё собственное, пышущее жаром собственной крови и её ласки, тело. Тело, которое хранит, которое всё помнит. Которое ещё звенит от тока крови, от судороги восторга. И медленно успокаивается…

Одна лондонская школьница определила окружность как прямую. Которая обвилась вокруг дырки. Пожалуй, символом незабываемого секса должны являться две прямые, обвивающиеся каждая вокруг своей дырки, вывернувшись наизнанку. И пересекающиеся в одной точке. В отличие от свадебных колец на крышах автомобилей, которые пересекаются в двух. Или колец олимпийских, которые соответствуют шведской семье небольшого состава с переменной ориентацией всех супругов.

Как выжатый лимон. Где моя хвалёная выносливость? Где-где… и пошутил. Выносливость может быть выдающейся при работе с внешними объектами. А когда «мышца с мышцою говорит», и обе твои собственные… У меня ведь тоже со времени «заклинания» Пригоды никого не было. Так оргазм по всему телу прошёлся, что аж на затылке мышцы болят. И приятный, затихающий звон во всех остальных местах. Даже в мизинцах. Во всех. И на руках, и на ногах.

Лекция в медицинском:

– Мужчина во время полового акта расходует столько же энергии, сколько при разгрузке железнодорожного вагона.

Мечтательный голос с галёрки:

– Эх, я бы сейчас пару вагончиков разгрузил…

Чудак. Не приходилось тебе разгружать пульманы со стекловатой… Когда неделю всё чешется и колется. Как у вшивого до бани. Хотя, если отбросить все сопутствующие и рассмотреть чисто энергетически… Сходное тепло и лёгкий звон в каждой мышце. Только после вагона можно принять стопарик и расслабиться. А здесь надо ещё разговаривать.

– Ванюша, тебе хорошо? А мне-то как хорошо. А здоровье-то твоё как? После плена-то твоего у волхвов? И у меня не болит. А что ты мне подаришь? Как «чего хочу»? Ты же от волхвов ихний клад принёс. А правду бабы говорят, что ты на Купалу папоротника цвет нашёл? Как это — «папоротник не цветёт»? А чего ж ты тогда ночью из «Паучьей веси» ушёл? Ой, Ваня, ты такой хитрый, только меня не обманешь. Уж я-то тебя знаю. Всего знаю. И везде. И тут… И вот тут тоже знаю… Вот я и говорю — всякое растение семена дать должно, а для этого — отцвести. Глупый ты, Ваня, это ж каждому ведомо, что папоротник как раз на Купалину ночь цветёт. И кто его цветок сорвёт, тому все клады открыты. Ну что ты смеёшься, ты ж его левой рукой брал. Иначе бы меч свой не удержал бы. Ты чем руку-то заворачивал? Нужно тряпицей — красной или белой. Кто тот цветок найдёт — тому никакие оковы не страшны. Его железо никакое не удержит. А черепаху ты где нашёл? Как какую? Ну, так все ж знают…