Корвус Коракс - [6]

Ворон, не очень довольный обретенной свободой, немного подумал, стукнул разок-другой клювом о дерево рамы, но потом все-таки решился. Он с усилием взмахнул крыльями и вылетел из окна.

– Прощай! – Дядя Женя помахал вслед упорхнувшему контрафакту. – К тебе, Ломов, это тоже относится. Не смею далее задерживать.

– Я вернусь, – мрачно пообещал я.

– Да пожалуйста, – ухмыльнулся рыжий менеджер. – Мы живем в свободной стране. Как покупатель ты имеешь право приходить в торговый зал на первом этаже хоть каждый день. С девяти до пяти, кроме субботы и воскресенья. Но как инспектора я жду тебя не раньше, чем через четыре месяца. Ты же знаешь правила…

По закону ФИАП могла проверять торговую точку трижды в год – и первый раз я, дурак, блестяще профукал. Вообразил, что загнал нарушителя в ловушку, и не заметил, как сам туда угодил. Пустые клетки, шум, помет, запахи и подозрения к делу не пришьешь.

Мысленно ругая себя всеми словами, какие мог придумать, я вышел из магазина и сразу увидел на тротуаре контрафактный экземпляр.

Тот самый злополучный ворон с серым перышком в крыле топтался у входа и угрюмо долбил клювом асфальт. Наверное, из-за своего почтенного возраста носитель фонограммы держался в воздухе уже не очень хорошо. Из двора-то он вылететь сумел, но сил хватило ненадолго, поэтому приземлился он неподалеку. Если его оставить тут, им полакомятся уличные кошки. И кто, скажите, будет виновен в этой насильственной смерти? Инспектор Иннокентий Ломов.

– Плохо твое дело, – сказал я, наклоняясь к птице. – Ой как плохо…

Поймав ключевое слово, ворон поддакнул киркоровским баритоном:

– …плохо сплю, потому что я тебя люблю, потому что я давно тебя люблю…

– Не подлизывайся ко мне. – Я поднял ворона с земли и посадил на плечо. Носитель тотчас же уцепился когтями за мой воротник. – Все ты врешь, никто меня сегодня не любит. Поехали-ка домой.

Глава вторая. Палимпсест

В разные времена эта кооперативная квартира на Менделеевской становилась то плохой, то хорошей, то снова плохой, и будь я не жильцом, а маклером, давно бы спятил от резкого перепада цен.

Пока у нас годами текла крыша и не работал лифт, впавший в кому до моего рождения, еще при генсеке Черненко, наш девятый этаж считался неудобным и непрестижным. Когда мне исполнилось двенадцать, здешний ЖЭК каким-то чудом напряг наличные финансы и полностью перекрыл всю крышу металлочерепицей. Обалдев от такого немыслимого счастья, пайщики кооператива солидарно скинулись на швейцарские подъемники от фирмы Schindler. Вскоре все осознали, в каком выигрыше последний этаж: атмосфера наверху не в пример чище, уличного шума не слышно, да и крылатой почте к нам удобнее залетать, не путаясь в гроздьях электропроводки. Я даже мог бы, скажем, парковать у своего балкона личный прогулочный дирижабль – если бы эта игрушка миллиардеров у меня, допустим, была.

Несколько лет подряд я ловил кайф, воображая себя чуть ли не жителем элитного пентхауса. Но за полгода до моих выпускных экзаменов голубиный пейджинг стал стремительно выходить из моды, а мировое увлечение домашними трубами докатилось наконец и до Москвы. Сразу же оказалось, что из-за каких-то технологических заморочек именно в нашем микрорайоне «Би-Лайм» не сможет держать одинаковое давление воздуха на всех уровнях, поэтому до верхних этажей моего дома эсэмэски будут доходить раза в три медленнее, чем до нижних. Для Кеши Ломова эта новость означала только одно: из крутого царя горы он опять превратился в незадачливое чмо…

Тут в мои тягостные детские воспоминания своевольно вмешался контрафактный ворон. Он заворочался у меня на плече и нетерпеливо защелкал клювом.

– Имей совесть! – строго одернул я обнаглевшего носителя. – Помни, ты взят из милости, никакие гражданские права и свободы тебе не положены в принципе. Еще раз посмеешь нацелиться на мое ухо, и о кормежке можешь забыть надолго. Усек, пернатый?

Ворон смиренно каркнул, отодвигая клюв на безопасное расстояние.

– Ну то-то же, – сказал я. – Ладно, я пошутил, голодным тебя никто не оставит. Потерпи, мы почти доехали. Если лифт не застрянет.

Лифт не подвел. Давно рассохшаяся «шиндлеровская» кабина, скрипя тросами, вознесла меня на девятый. Спустя несколько минут я уже раскладывал по местам вещи в прихожей. Ключи от квартиры – на крючок, ботинки – на коврик, счета за свет-газ-воду-телеграф – на гвоздик, свежие газеты – на этажерку, а носителя… куда бы мне тебя пристроить? Ты ведь не думаешь провести всю оставшуюся жизнь у меня на плече? Кешина доброта не беспредельна. Будь доволен, что тебе сейчас подадут роскошный обед из трех блюд.

Зайдя на кухню, я прежде всего налил гостю воды в банку из-под томатного соуса. Потом открыл дверцу холодильника и задумался. Выбор был, собственно, небогат: либо убитая в хлам пшенная каша, либо обледенелый труп колбасной нарезки. И поскольку каша уже заметно попахивает, а колбаса еще молодцом, выбора нет вообще. Человеку в конце концов тоже свойственно чем-то питаться.

– Пшенка как аперитив, пшенка на первое, пшенка на второе, – объявил я носителю его меню. – Извини, это все, чем богаты. Хотя нет, погоди-ка! Тебе сказочно повезло, я вижу бонус…