Корсар пустыни - [49]

Абед, как помощник военачальника, помещался не вместе с простыми воинами, а отдельно; его зеленая хижина стояла у самого берега Конго, в тени могучих деревьев.

— Конго нравится мне; он напоминает мне родину, — любил говорить этот уроженец Занзибара и, чтобы свободнее было любоваться огромным водным пространством, не хотел никого иметь по соседству. Хижины его невольников и невольниц стояли шагах в двадцати от его жилья, дальше на берегу.

Абед подошел к своему дому.

— Кто же это лежит тут перед моей дверью? — удивился он. — Или мне чудится привидение при бледном свете месяца оттого, что я выпил много вина? А! — вскричал он, вдруг ударяя себя по лбу. — Ведь это он, мой пленник! Придется перешагнуть через него!

И он остановился перед Белой Бородой.

— Отлично! — сказал он. — Сторожи хорошенько дом своего господина! Верность — тоже добродетель, и она идет тебе…

Он пробормотал еще несколько невнятных слов и перешагнул через Белую Бороду в свой дом.

Да, это смелый и непобедимый Белая Борода лежал здесь на пороге дома Абеда со связанными руками и ногами. Он глядел вверх, на небо, усеянное миллионами ярких звезд, кротко мигавших ему с высоты. Скоро ли оно пошлет ему помощь, избавление от мук? Что ждет его завтра?..

Крики и песни вангванов стихали. Сон охватил как усталых невольников, так и пировавших вангванов. Один только Белая Борода не спал. У ног его шептались, набегая на берег, волны Конго. Что хотели они рассказать ему? Он видел на своем веку так много чужого горя и страданий, что муки Белой Бороды были только ничтожной каплей в этом море людской юдоли. Когда-нибудь он поехал бы по этим желто-бурым волнам к морю духов, на свою родину… Но теперь его ждала другая судьба: его душа через более или менее короткое время вернется на великую родину всех людей, но он уже давно поручил свою душу Создателю. Только бы это было скорее! Это было единственное, о чем он просил судьбу.

Он лежал так с полчаса, как вдруг ему послышался шорох в траве. Он поднял голову. У него молнией мелькнула мысль, что он, лежа в беспомощном положении на пороге своего врага, сделается жертвой хищного зверя. Ведь и здесь водились леопарды. Почему бы одному из них не подкрасться к лагерю, чтобы поживиться добычей, как делали это леопарды в деревнях вакуссов? Тогда по крайней мере сразу положен будет конец всем его мукам, веем унижениям!

Но он, должно быть, ошибся. Все кругом снова было тихо. Только в своем доме опьяневший Абед говорил сам с собой, произнося длинные монологи. Вот он, шатаясь, подошел к двери. Бледный свет месяца упал на его лицо, казавшееся страшно искаженным. Белая Борода не верил своим глазам: ему казалось, что оно выражает смертельный ужас.

— Сагорро, Сагорро! — бормотал Абед. — Напиток так хорош, так сладок на вкус! Мирамбо стоил он жизни, старый знахарь погиб от него… Сагорро, неужели это возможно? Сагорро! А как же… «Многая лета Абеду! Да живет он долгие, долгие годы!» Ты пел это, ты выкрикивал это, обнимая меня, и вдруг… О, да, ты хотел этого, Сагорро! Но отчего же так рано, зачем же теперь, так скоро? К чему же было так спешить, черт возьми? Всегда ты так медлителен в твоих решениях, так долго собираешься! О, сердце мое… грудь разрывается… душно мне… воздуха не хватает!..

Он облокотился о косяк двери и замолк, задыхаясь и испуская стоны. Белая Борода всматривался в его искаженное страданиями лицо, неясно видневшееся при лунном свете. Слова, произнесенные Абедом, его короткие, отрывистые фразы были очень знаменательны: смысл их был так ужасен и трагичен, что Белая Борода невольно содрогнулся от холодного ужаса, охватившего его душу.

Через несколько минут Абед оправился. Он обтер себе лоб рукой и снова заговорил:

— О, этот пот! Этот раз было хуже… Если еще наступит такой припадок… Сагорро, отравитель! Неужели ты никого не боишься? О, я еще проживу! Но раньше, чем я испущу последний вздох, я покончу с тобой, предатель!

Он делал, видимо, усилия сделать шаг вперед, но ноги отказывались ему служить.

— Разве я скован? — вскричал он со стоном. — Ну, так я доберусь до тебя ползком, если не могу идти! Но я хочу видеть тебя перед смертью, я покончу с тобой! У меня еще хватит на это сил!

Он тяжело опустился на колени и хотел ползти на четвереньках. Вдруг он наткнулся на Белую Бороду. Голова его наклонилась над лицом связанного пленника, и глаза неподвижно, с удивлением уставились на него.

— Белый, белый! — шептал он. — Ты — белый и у тебя седая борода, как у того человека, что рассказывал мне про великое Существо, живущее там, наверху… А, ты белый… тебя яд не может убить, ты знаешь противоядия… О, ты Белая Борода, ты можешь спасти меня… Спаси меня!

Пленник ничего не ответил. Невыразимое ощущение, в котором он не мог дать себе отчета, еще крепче сдавило его горло, чем веревки, которыми были скручены его руки и ноги.

Абед прохрипел:

— Ты не хочешь? Я освобожу тебя… Подари мне только жизнь, и я дам тебе свободу… Вангваны, развяжите его веревки… Нож сюда… Освободите моего спасителя… О!..

Больше он не мог говорить; дыхание прерывалось. Он упал набок, Белая Борода больше не видел его лица, а только слышал около себя хрипение.