Корсар и роза - [127]

— А помнишь, Маддалена, это ведь то самое место, где мы встретились в первый раз! Сколько же лет прошло с тех пор?

— Целая жизнь, Спартак. Мир вокруг нас так изменился! Даже этот пейзаж уже не тот, — вздохнула Лена.

— Зато ты совсем не изменилась. Ни единой морщины и все такая же строптивая дикарка, что и прежде, — улыбнулся он.

Лена не отрывала взгляда от ярко-красной божьей коровки, карабкавшейся вверх по стебельку травы. Протянув руку, она коснулась насекомого пальцем, и божья коровка улетела.

— Давай не будем отклоняться от темы, Спартак. Раз уж ты сегодня привел меня сюда, на луг, значит, хочешь сказать мне что-то важное, — заметила она.

— Американцы приводят меня в ужас, — прошептал он. — У нашей компании нет союзников. Мы свободны, как ветер, но уязвимы. Идет война между крупными зерновыми корпорациями. Парни из «Америкэн Тейт» давно уже ко мне подбираются. На все готовы, чтобы меня уничтожить. Представляешь, до чего дошли? Эти заокеанские ублюдки — они же не лисы, они гиены. Наших ребят они сожрут с потрохами в мгновение ока, — с горечью признался Спартак.

— Вот тебе лишний довод в пользу того, чтобы выйти из игры, — сказала Лена.

— Наше дело напоминает вечный двигатель. Раз уж вошел в него — надо продолжать грести до конца. Компания Рангони задолжала банкам более ста миллиардов. Ничего необычного в этом нет: наша мощь основана не на богатстве, а на кредите. Если в один ужасный день нам откажут в кредите, это будет означать, что настал конец всему. Сегодня, если я попрошу в банке ссуду на десять миллиардов, мне дадут двадцать. Ну а завтра?

— Завтра ты поедешь в Чикаго, вызовешь «Америкэн Тейт» в суд и публично разоблачишь ее махинации на Зерновой бирже. Разве не так?

— Мне ничего другого и не остается, чтобы выбраться из заварухи, это единственная возможность. Но при этом и сам я рискую головой.

— И ты не хочешь, чтобы в этом были замешаны Джулиано и наши дети. Так? Спартак, я тебя хорошо знаю. Знаю, что в конце концов ты победишь. — Лена всеми силами старалась поддержать мужа, хотя ей стало страшно за него. Она уже много месяцев ощущала сгущающуюся в воздухе опасность.

— Что бы ни случилось, хочу, чтобы ты знала: я всегда тебя любил. Только тебя одну. Если бы я мог повернуть время вспять, единственной женщиной, которую бы я выбрал, была бы ты и только ты. Ты была мне прекрасной женой. Всегда мне помогала, а когда надо было, умела поставить на своем. Я тебе за это благодарен. Что касается наших детей, в один прекрасный день мое место займет Джулиано. Правда, Маргерите это может не понравиться. Она славная девчушка, и у нее есть деловое чутье, но уж больно она недоверчива. Ее надо будет держать в руках. Придется тебе за ней приглядывать, больше некому.

— Зачем ты даешь мне все эти наставления? — встревожилась Лена.

— Это всего лишь небольшие подсказки. А теперь я должен сделать признание, самое трудное в моей жизни. У меня есть сын примерно одних лет с Мирандой. Его зовут Стефано Бенини.

— Мне это давно известно, с самого начала. Это сын учительницы из Луго, той, которую ты выдал замуж за бедного Торелли, — заявила Лена, к вящему изумлению мужа.

— Какой же я идиот! Столько лет верил, что ты об этом ничего не знаешь.

— Еще не родился мужчина, способный меня провести, — усмехнулась она. — Я рада, что ты завещал ему пеньковую фабрику. Стефано хороший человек.

— Ты с ним знакома? — Спартак был поражен до глубины души.

— Не только я, но и твои дети тоже. Почему ты не захотел дать ему свое имя, Спартак?

— Не знаю, сейчас это уже трудно объяснить. Мне не нравилась его мать. Но я всегда заботился о нем. Нашел человека, заменившего ему отца. У него счет в швейцарском банке не меньше, чем у наших детей. В моем сейфе лежат все относящиеся к нему документы. Не думаю, что он горит желанием прибавить нашу фамилию к фамилии своей матери. Но вообще-то в таких делах никогда не знаешь наверняка. Прошу тебя, забери эти документы и сохрани их.

— Уже темнеет, и у меня нет желания выслушивать еще какие-то признания, — оборвала разговор Лена, поднимаясь с земли.

— А я уже все закончил. Не хочешь поужинать в кабачке? — предложил Спартак.

Они поели хлеба с салями и запили его игристым вином из собственного виноградника. После трудного разговора на берегу к Спартаку вернулось хорошее настроение, он был остроумен и весел. Да, это было чудесное воскресенье, последнее воскресенье, которое они провели вместе.

На следующий день Спартак улетел в Соединенные Штаты с двумя миланскими адвокатами, специалистами по международному праву, которые месяцами работали над запутанным делом корпорации «Америкэн Тейт», и своей переводчицей Элейн Фостер. Она оставила пост в министерстве и уже много лет работала с ним. Элейн все еще была привлекательной женщиной и по-прежнему красила губы помадой цвета «цикламен», но после первого случая стала очень осторожной и больше не оставляла следов на рубашках Спартака.

Через два дня Спартак позвонил Лене из-за океана.

— Как ты? — спросила она мужа.

— Прекрасно. А почему ты спрашиваешь?

— По-моему, ты сам не свой. Что-то не ладится? — Лена была встревожена.