Корректор жизни - [59]

Если выпивали на кладбище, затаривались, обычно, в магазине на первом этаже жилого двухэтажного дома на углу, напротив входа в кладбище.

По существу, эта точка выводит нас уже на просторы старой части города, города моего детства и отрочества - до моего дома десять минут пешком. У меня дома мы, конечно, тоже изрядно выпивали, но, все-таки, нашу квартиру к "точкам" отнести нельзя. А вот следующие две квартиры - можно.

"У Левы".

Лева - он же Владимир Иванович Левченко - проживал с женой и дочерью на бульваре Негруцци в "нижней" девятиэтажке, рядом с кафе "Порумбица". Его гостеприимная семья часто принимала всю нашу гоп-компанию. Здесь было хорошо и интересно. Происходили события, достойные отдельного описания, что, возможно, и последует в будущем. А пока обозначу еще одну точку.

"У Нифашева".

Игорь Нифашев, скульптор, художник, певец, философ, собеседник, собутыльник. Он жил на Ботанике в однокомнатной квартире, служившей ему, отчасти, и мастерской. На полу стоял великолепный деревянный бюст Фаворского высотой в метр с лишним, на стеллажах много хороших и редких книг и альбомов. К Нифашеву мы часто заваливались и все вместе и по отдельности. Здесь была атмосфера настоящей богемы и эпатажного вольнодумства. Никто, кроме Игоря Нифашева не позволял себе в то время орать громоподобным басом "коммунисты и фашисты - это одно и то же! Брежнев маразматик и идиот! Советская власть - говно!" Кроме эмоционального всплеска в виде того или иного лозунга, Игорь готов был сколь угодно долго отстаивать свои высказывания в полемике. Впрочем, аргументами, как правило, служили всего лишь другие эмоции, либо ссылки на "авторитетов", что характерно для многих гуманитариев.

Игоря обожали все нищие и алкоголики микрорайона: получив гонорар, подчас немалый, он охотно раздавал деньги направо и налево.

Отдельного описания заслуживают загулы с посещением родственников Ройтмана (да простит мне уважаемый Анатол Харалампиевич столь фамильярные воспоминания и использование его дружеского прозвища тех лет).

Сам Толя жил со своими родителями и женой на Ботанике в частном доме. Это был настоящий молдавский дом с виноградником, садом и огородом. Во дворе был еще один небольшой домик, называемый на местном жаргоне времянкой. На самом деле это был нормальный отапливаемый дом. В нем Толя и жил. Мне приходилось там пару раз ночевать в связи с сильно затянувшимися пьянками.

Загулы могли начаться в любом из вышеназванных мест. В какой-то момент рождалось предложение пойти, скажем, к художнику "К", у которого была мастерская в подвале Кешиного дома. Там продолжались разговоры и питье вина. Потом становилось ясно, что надо ехать к каким-то родственникам Толи Ротару, проживавшим в разных районах города в собственных домах и, естественно, с собственными винными подвалами.

Садились в машину Левы, - у него единственного тогда была своя машина, - и ехали куда-нибудь на окраину города. Там нас гостеприимно встречали, заводили в подвал и допускали к бочкам с вином и всевозможным видам домашнего консервирования. Пьянка продолжалась. Потом вспоминали, что у таких-то (как правило, уже не наши знакомые, а знакомые или родственники наших сиюминутных хозяев) сегодня свадьба, или крестины и т.д. Собирались и ехали к этим людям. Там нас встречал оркестр и всеобщее веселье. Мы тоже начинали петь песни, - пьянка продолжалась!

Сценарии, конечно, были самыми разнообразными, но суть сохранялась неизменной: от одного - к другому, потом к третьему и так до момента, когда, все-таки, захочется спать.

Случалось нам в ходе загула заезжать и в другие города - в Тирасполь, Бендеры и даже в Одессу.

У Ройтмана бывали подвиги и покруче: однажды он, провожая Игорька, зашел с ним в вагон, чтоб выпить на дорожку еще по стаканчику, и уехал в Киев, где провел несколько дней, прежде чем смог вернуться. При этом он регулярно звонил на работу и сообщал Святославу Анатольевичу, что болеет.

Но Лева по части "путешествий" превзошел и этот случай: он вышел из квартиры в домашних тапочках вынести мусор, а, в результате, встретив возле мусорки знакомых, исчез из дому на неделю, посетив при этом несколько славных городов нашей страны.

Кроме будней у нас бывали еще и научные конференции, проводимые в разных городах.

Помнится, однажды мы ехали на поезде в Ивано-Франковск. Толя чуть не опоздал, зато принес сверх "обязательных для каждого" бутылок со спиртным трехлитровую банку домашнего вина. Вино мы вчетвером начали "пробовать" сразу же, а опустошили банку не позднее Вистерничен - то есть, минут за десять-пятнадцать движения поезда. Дальше все текло как обычно, и только бабушка-соседка, выходя в семь утра в Черновцах, сказала встречавшему ее внуку: "Я ехала с такими бандитами..." А мы поехали дальше.

Славная конференция была также в Киеве. Мы жили в общежитии аспирантов у Игоря Белоусова. Я прекратил потребление спиртного на вторые сутки: победила телесная слабость и тяга к прекрасному: я отправился в оба художественных музея, потом искал - и нашел! - церковь, в которой что-то нарисовал Врубель, отыскал также дом Булгаковых, на котором тогда еще не было никаких мемориальных досок. В общем, культурно развлекался. Вернувшись вечером в общежитие, я, поднимаясь по лестнице, услышал знакомый голос Анатола, гулко разносившийся по пустым коридорам. Между третьим и четвертым этажами я его обнаружил. Толя стоял возле окна спиной ко мне, курил и эмоционально объяснял стоящей на подоконнике мойщице окон: "Ты понимаешь, или нет, что я решил