Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР - [11]

Если рассказанное Николаем Павленко на допросах — правда, то Павленко-старший, несомненно, обладал немалой гибкостью, которую унаследовал и его младший сын. Деревню в ходе форсированной и насильственной коллективизации накрыла волна террора и расправ над крестьянами. Помимо заключения в лагеря и расстрелов, в 1930–1931 годах 380 тыс. крестьянских семейств общей численностью более 1,8 млн человек были направлены в специальные поселения в отдаленные районы страны[59]. 200–250 тыс. семей (т. е. около миллиона крестьян), по оценкам историков, не дожидаясь репрессий, бежали в города и на стройки. Еще примерно 400–450 тыс. семей (около 2 млн человек) были выселены по так называемой третьей категории (в пределах своей области) и тоже, потеряв имущество, в большинстве ушли в города и на стройки[60].

На насилие деревня ответила восстаниями. Если за 1926–1927 годы органами ОГПУ было зафиксировано в общей сложности 63 массовых выступления в деревне, за 1929 год — чуть более 1300 (244 тыс. участников)[61], то в 1930 году — 13 754 массовых выступления, в которых принимало участие около 3,4 млн человек[62]. Волнения происходили в основном на почве несогласия вступать в колхозы, а во многих случаях были попыткой защитить «раскулаченных» от арестов и выселения или церкви от закрытия[63]. Многие выступления, как сообщало ОГПУ, проходили «под лозунгами свержения советской власти», руководились «повстанческими центрами», сопровождались «разгоном сельсоветов, попытками расширения территории, охваченной выступлением, вооруженным сопротивлением властям». В ходе таких выступлений наблюдались «занятие основных стратегических пунктов и учреждений, выставление пикетов и заслонов, формирование отрядов или групп вооруженных и т. п.»[64]. Значительная часть крестьянских выступлений (около 30 % в 1930 году) была зафиксирована в Украине.

В общем, Павленко-старший вполне мог пасть жертвой этой гражданской войны, организованной сталинским руководством. Вместе с тем у нас нет оснований не доверять свидетельствам Николая Павленко, что его отца прямые репрессии не затронули. К моменту сплошной коллективизации немолодой уже Максим Павленко вел свое хозяйство один (жена и старший сын умерли, средний и младший, а также, видимо, дочь уехали в города), и оно вряд ли могло быть значительным. Косвенным свидетельством в пользу сравнительно «мирного» врастания Максима Павленко в колхоз служит тот факт, что следствие и суд не стали углублять тему «кулацкого» происхождения Николая Павленко.

На одном из первых допросов сотрудник госбезопасности, как и положено, зафиксировал эту линию: «Следовательно, ваша семья имела кулацкое хозяйство?» Однако вполне удовлетворился объяснениями Павленко: «Хозяйство нашей семьи считалось или кулацким, или зажиточным, я точно не знаю. Сам лично я в хозяйстве систематически не работал, в основном учился»[65]. В дальнейшем во всех документах, вплоть до приговора суда в отношении социального происхождения Павленко, применялась формула «из крестьян-кулаков»[66]. О «раскулачивании» (аресте или депортации) Павленко-старшего, что было бы дополнительным выигрышным обвинением против самого Павленко-младшего, не говорилось. Хотя выявить этот факт было бы несложно.

Скорее всего, соответствовали действительности и слова Павленко о том, что он фактически порвал с семейным хозяйством и переключился на учебу. Вряд ли это был выбор самого молодого Павленко, который в любом случае нуждался в поддержке из дома. Однако, учитывая поведение отца и старших братьев, можно предположить, что они были людьми достаточно гибкими и понимающими веяния времени. Младшему в семье был прямой путь в школу. Как утверждал Павленко, в 1927 году он окончил школу-семилетку. Это было лучшее образование из того, что можно было получить тогда в советской деревне. В Новых Соколах семилетки не было, поэтому пришлось ходить (или переехать?) в соседний район[67].

В 1928 году, как и старший брат, Николай покинул деревню. Первоначально он устроился на строительство автомобильных дорог в Белоруссию. Семилетнее образование в плохо образованной стране было неплохим стартом. Павленко окончил курсы десятников и стал дорожным мастером. В 1930 году он поступил в Минский политехнический институт на автодорожный факультет. Обучался там до начала 1932 года. Причины, по которым бросил институт, Павленко не называл. В публицистических работах о Павленко можно встретить утверждение, что он бежал из института, опасаясь разоблачения «кулацкого» происхождения. Однако не менее убедительно могут выглядеть и другие объяснения. Учитывая темперамент Павленко и его интерес к практическим предприятиям, нетрудно предположить, что учеба тяготила его.

Немаловажным фактором, менявшим жизненные планы многих молодых людей, стал нараставший голод, пик которого пришелся на 1932–1933 годы. Современные оценки прямых жертв голода составляют около 6 млн смертей и даже выше[68]. При этом невозможно, например, подсчитать, сколько людей в результате голода перенесли тяжелейшие заболевания, остались инвалидами и умерли несколько лет спустя после того, как голод превратился в обычные для СССР перманентные продовольственные трудности. Многие крестьяне ринулись из голодающих деревень в более благополучные города и районы.