Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР - [102]
Павленко настаивал, что суммы, вменяемые ему и его сотрудникам как похищенные, на самом деле были оплатой их труда (зарплата, командировочные и пр.) и только отчасти были похищены. Из 25 млн руб., утверждал он, можно считать похищенными 1,5–2 млн. Остальные ушли на оплату труда, другие выплаты, приобретение лошадей, легковых машин и другого имущества для организации[748]. Павленко, видимо, справедливо утверждал, что не преследовал цель голой наживы («не ставил задачу хищения крупных сумм и быть тунеядцем»[749]), что его нелегальные доходы заключались в завышенной зарплате и именно поэтому у арестованных не нашли ценностей и денег.
В общем, в описании Павленко его корпорация представала обычным капиталистическим предприятием, мимикрировавшим под социалистическое. В своей работе корпорация опиралась на хозяйственную самостоятельность и получение прибыли, использовать которую предпочитала по своему усмотрению. Многочисленные нарушения и преступления были в значительной мере (хотя и не полностью) результатом выхода за жесткие рамки государственного регулирования экономики, а не преступных намерений членов корпорации.
Совсем не очевидной была связь между плановой централизацией и эффективностью производства. Нарушая советские законы, теневое предприятие Павленко действовало вполне успешно и выполняло общественно значимые полезные функции. Государство в лице его правоохранительных органов, как всегда, полностью проигнорировало эту точку зрения. Деятельность предприятия Павленко слишком очевидно демонстрировала пороки советской системы. Характерно, что судебный процесс по делу УВС, несмотря на его политически важный характер, проходил в закрытом режиме. Даже малейшая информация о нем не просочилась в печать.
В общем, не вовремя и не там родился — вероятно, такие мысли возникают в первую очередь после ознакомления с делом Павленко. И он, и многие из его окружения в иных социально-экономических условиях могли бы сделать вполне успешные карьеры предпринимателей. Однако на самом деле судьба Павленко и его организации интересна не этими несостоявшимися перспективами. Преследуемые советской системой, они отразили в своей жизни и деятельности многие, в том числе скрытые и малоизвестные, черты времени.
Зеркало советской действительности
По непонятной причине в приговор трибунала, не предназначенный для широкой огласки, было включено следующее политическое заявление: «Это беспрецедентный случай в истории нашего государства после гражданской войны»[750]. Суть этой фразы не вполне ясна. В каком смысле характер и действия организации Павленко можно было считать «беспрецедентными», тем более за весь период предшествующей советской истории? По масштабам теневой хозяйственной деятельности и приобретенному богатству? Вряд ли прокурорам и суду было неизвестно, что в стране существовали и более крупные воротилы подпольного бизнеса, быстро делавшие огромные состояния на хищениях и спекуляции дефицитом.
Был ли случай УВС уникальным как пример не индивидуального, а массового советского самозванства? Возможно. Выплачивало ли УВС особо многочисленные взятки? Судя по цифрам, озвученным в приговоре трибунала, такое утверждение было бы неправильным. Считали ли авторы приговора чрезвычайным фактом наличие в организации вооруженной охраны? Но в стране в течение десятилетий существовали и, в отличие от УВС, реально применяли оружие различные вооруженные группы, как чисто криминальные, так и мотивированные политически. Достаточно вспомнить широко распространенный уголовный бандитизм, крестьянские движения против коллективизации в начале 1930‐х годов или партизанское подполье в западных районах СССР, с которым не удавалось справиться многие годы.
Скорее всего, фраза о «беспрецедентности» дела появилась в приговоре трибунала, чтобы подчеркнуть значимость самого судебного процесса, а также якобы нетипичный характер организации как пережитка в основном преодоленного прошлого. Именно поэтому сугубо экономический подход к делу, вскрытие на примере организации Павленко распространенных теневых практик совершенно не устраивал трибунал как представителя Советского государства. Священный характер советской плановой централизации и государственного владения львиной долей экономики находился категорически вне подозрений. Частные способы экономической активности не могли быть значительными и эффективными. А если факты противоречили этому догмату, то тем хуже для фактов. Их оценку сразу же переводили в политическую плоскость, выталкивая в резервацию «антисоветского», «контрреволюционного», «террористического» и «шпионского».
Такая примитивно-банальная и поэтому живучая концепция устройства государства понятна и вряд ли заслуживает большего внимания, чем ей до сих пор уделено в литературе разных научных направлений. Действительный интерес представляет более сложная и малоизученная проблема советских социально-экономических реальностей. Как на самом деле работала экономика? Какое место занимали в ней «теневые» практики, какую они играли роль? Как разрешались и, не разрешаясь, накапливались в ней многочисленные противоречия, взорвавшие в конце концов всю систему? Этим и другим подобным вопросам также посвящена немалая часть исследований. Важные и интересные, они тем не менее часто страдают от умозрительности заключений и отсутствия эмпирических подтверждений. Следовательно, работа в этом направлении будет продолжаться.
