Коротко и жутко. Военкор Стешин - [25]

Через несколько минут на улице, перегороженной противотанковыми ежами, мы встретили Любу, катавшую в коляске Антона. Я думал, это мираж, бред… такого здесь не может быть. Но картинку повторил без искажений монитор-чик камеры, и я замахал левой рукой, притормаживая Коца, Стенина и Евстигнеева, чтобы хотя бы 30 секунд не лезли в этот феерический план. Справа и слева от меня защелкали затворы фотоаппаратов – все работали, пытаясь оцифровать пронзительность, превратить трогательность в форматы JPEG или mkv. И еще мы хотели спасти этих детей, вот только их родители не хотели спасаться. Подвала у них не было, и они просто ждали смерти, лежа на полу в доме. Может быть, они были умнее нас и просто не видели никакой разницы между этим миром и тем. И вот попробуйте их опровергнуть.

Стенин стрельнул у меня очередную сигарету и заявил:

– На передок надо идти, к чайхане. С Боцманом поздороваться и с Кирпичом.

Мы были не против, я лишь спросил:

– Далеко ли до передка, как вы изволили выразиться? Километр? Два?

Стенин сказал, как отрезал:

– Пять сигарет.

Что он имел в виду, никто не понял. То ли это был размер бакшиша за точные координаты, то ли к пятой выкуренной мы придем на место. Курили мы много, и как не толкуй слова Стенина, выходило, что идти недалеко.

Беседа с Боцманом и его напарником Гоги скомкалась в самом начале.

Где-то далеко от нас захлопал тракторный пускач и на низеньких оборотах заработал дизель.

– Танк завелся, быстро-быстро за мной, я первый, Гоги, замыкай.

Через десяток секунд мы ссыпались в сырой погреб.

– По стеночкам, прижались. Да не жопой, а яичками. Мясо отрастет, а яички обычно не отрастают, пока такие казусы науке не известны, – с шутками и прибаутками Боцман сортировал свалившихся ему на голову некомбатантов.

Я стоял, уткнувшись носом в серую беленую стену, которая пахла моим восхитительным детством – погребом с бабушкиными компотами и вареньями. Где в банку с абрикосами слоями укладывались ядрышки бобков, на вкус ничем не отличающиеся от экзотического миндаля. И еще я думал, что со стороны все это напоминает концовку «Ведьмы из Блэр», где непослушных и непутевых детишек так же расставляли по стеночкам подвала. Я скосил глаз посмотреть, нет ли где отпечатков кровавых ладошек, но тут наверху грохнуло, и сноп осколков подмел двор.

– Я так и думал, – с каким-то восторженным удовлетворением сообщил нам Боцман, – охотит вас. Маякнул кто-то. Сейчас по***рит нам последних журналистов… Сидим здесь, пока он не отстреляет половину карусельки, потом наверх, за мной. Гоги замыкает. Минут десять у нас будет. Он, падла, хитрый, весь боезапас не расстреливает, знает, что мы его захватим рано или поздно.

Но было еще рано – в этот день. Ополченческий ПТУР танк не доставал. А потом к танку подключились минометы, а еще были гаубицы.

Автоматы и пулеметы на этом фоне выглядели бледно, не котировались, не звучали.

Мы перемещались по Семеновке под комментарии Боцмана: «Так, по укропчику здесь шагаем, не стесняемся», «Накапливаемся, перебегаем», – но ад следовал за нами по пятам. Уже под вечер укровские артиллеристы выдохлись, сбавили темп. Разведчик Леша загрузил нас в раздолбанный седан без стекол, и на скорости под 120–130 мы покинули Семеновку. На посту под Славянском он остановился передохнуть, разгрузить свой автомобиль и перекурить. Сигареты у меня уже кончились, две пачки, но еще малый запасец был в рюкзаке – пять сигарет в мятой пачке с надписью «Курение вбиваит». А рюкзак, как в сказке, лежал в серебристой «жиге», а машина стояла во дворе кафе «Метелица», которое мы проехали на такой скорости, что уцелевшие электростолбы превратились в сплошной забор. Без щелей.

– Да, рас***чили сегодня «Метелицу», – авторитетно успокоил меня Леха, – по ней же весь день гвоздили. Раненых оттуда возили, знаю. Ха-ха.

Смех разведчика весельем не заражал. Подумал первое: «Что с нашим водилой?» Потом перед глазами встала картина: полированный гостиничный столик, уютно горит свеча в виде новогоднего гнома, клей и ножницы – я собираю из кусков свой паспорт, но фарш невозможно провернуть назад. Куски не подходят, половины не хватает. Заявление Стенина о том, что у него в машине остались запасные объективы и прочее фотодобро, слегка облегчило мои страдания. Но не до конца.

– Обоих не повезу, – сказал нам Леха, – чем меньше народа, тем меньше вероятность, что по машине начнут палить. А перекресток пристрелян, сами знаете.

На секунду показалось, что мне на голову накинули мешок для перезарядки фотокассет. Такой пыльный, воняющий фиксажем. А завязки от мешка красивым тугим узлом стянули над кадыком.

– Я съезжу, – это сказал кто-то, стоящий за моим правым плечом. Но сзади меня никого не было. Я потянул из кармана видеокамеру и отдал Сашке Коцу.

Леха прищурился:

– Боишься?

– Боюсь, что съемка сегодняшняя пропадет. Едем?

Наш несчастный водитель выскочил из подвала автомойки с двумя рюкзаками в руках – моим и стенинским. Кафельный пол мойки был захлюстан кровью, как будто тут резали поросей. Серебристая «пятнашка» целенькая стояла у стены, а в трех метрах от нее из клумбы торчал хвост несработавшей минометки. Серая такая морковка с желтым наколотым кругляшом на торце. Земля мягонькая, рыхлая, воздушная… не накололся капсюлек в инерционном взрывателе. Или предохранительные шарики закисли и не вышли. Бывает.