«Короткий Змей» - [4]
Сверх всего вы приведете в порядок христианский народ как касательно его численности, так и религиозного рвения и точности исполнения обрядов, от Рогаций[18] вплоть до Дня Всех Святых[19] и Рождества; состояние нравственности потребует вашего особого внимания. Вы расследуете, верны ли жены своим мужьям и соблюдают ли мужья общепринятые границы распутства; или, напротив, им мало развратничать с дочками и женами соседей, и они проделывают это с собственными дочками или матерями, а зимой докатываются и до содомии. Вы примете во внимание, между тем, что бурная кровь, унаследованная ими от наших общих предков, не может порицаться иначе как с состраданием, ибо она ищет выход из бесконечной гиперборейской ночи: добродетель – дело сезонное. Не ограничиваясь делами плоти, вы возьмете под наблюдение каждодневные манеры и привычки, скромность или роскошь нарядов, поведение хозяина со слугой и наоборот, чистоту домов, рвение к работе – единственный источник процветания и податей.
Вы будете столь же безжалостны в исправлении пороков, сколь щедры в поощрении добродетелей. Вы станете настойчиво искоренять ересь, отступничество, безверие, небрежение к обрядам, клятвопреступничество, чревоугодие, сластолюбие простое и содомическое, со строгостью, которая сошла бы за свирепость, когда бы не была вдохновлена любовью пастыря к своему стаду. Вы составите, на сьое усмотрение, но имея в виду необходимость отчитаться Нам по возвращении, список злодеяний, которые рассудите заслуживающими смерти, не опуская наложенных кар и удерживая ваше сочувствие от того, чтобы предписывать их слишком мягкими. Касательно каждого прегрешения вы изберете по своему вкусу сожжение, колесование, зажимание головы в тисках, четвертование, медленное удушение, подвешивание за ноги или за скотские части (наипаче для мужчин, ибо телесное устройство женщин к тому не приспособлено), погружение в кипящее масло и побиение камнями, как делали наши предки, пока Христос не явился преподать им Его милосердие; эта языческая казнь покарает в особенности возврат к язычеству. Вы оставите без внимания как слишком быстрые или даже смягчающие: яд, поскольку он к лицу только политикам; клинок, превращающий злодея в благородного мужа; утопление, ибо в том климате приговоренный умирает от холода прежде, чем начинает захлебываться, и варку в пиве, при коей опьянение усыпляет боль, расточается редкий напиток, а звание палача опошляется до презренного ремесла трактирщика».
2
Судно, согласно требованиям Вашего Высокопреосвященства, построенное в Киркезунде, под прикрытием острова Витсё, было спущено на воду в день Рогаций, после таяния снегов, под народное ликование. Святой Мамерт,[20] вдохновитель молитвенных обрядов, предназначенных для полевых работ, не мог и мечтать об условиях более подходящих, дабы просить Бога распространить Его благоволение на пытки и морские труды. В тот же день судно было крещено. Первоначально я подумывал дать ему имя святого по календарю, но потом решил этого не делать по двум причинам: во-первых, то оказался не святой, а святая, и предприятие, финансированное Вашим Преосвященством, не могло быть безнаказанно отдано под покровительство женщины; во-вторых, то был день Святой Пруденции;[21] хотя достоинство сие необходимо мореходу, но все-таки в меньшей степени, чем отвага и мужество, которые, взамен того, чтобы побуждать его возвращаться в порт при первой же буре, должны, паче осмотрительность перехлестнет через край, возвращать моряку хладнокровие. Я выбрал для судна имя «Ormen Körte», «Короткий Змей», в память короля Олафа Триггвасона,[22] принесшего Христа в наш край и погибшего в Ан-Миле, на борту своего корабля «Длинный Змей», в морской битве, которую он героически проиграл. Хотя Ваше Высокопреосвященство осведомлены о сих делах куда лучше меня, мне представилось полезным обосновать свой выбор: имени христианской святой я предпочел имя, подсказанное крестившимся язычником.
Я поднял паруса с дерзостью наших отцов и согласуясь с простыми словами Вашего Высокопреосвященства, коего достигло эхо столетий: из Киркезунда, под прикрытием острова Витсё, откуда мы вышли в Троицын День, я взял курс строго на запад, так, что Полярная виднелась над горизонтом на высоте ста двадцати четырех диаметров Луны или четырех вытянутых ладоней от большого пальца идо мизинца. Когда мы оставили позади себя Исландию, от коей виднелось всего лишь плечо под капюшоном туманов, и первые суровые испытания морем уже были позади, ужасная буря, пришедшая с юга, неотвратимо свернула нас с курса. Люди из гребной команды, к которым Капитан, боцман и я лично вынуждены были приложить тяжелую руку, вычерпывали воду без еды, питья и отдыха в продолжение четырех дней и четырех ночей. Обшивка из шкур, натянутых на подпалубные балки, на которую низвергались горы воды, была бессильна против ярости моря, раздиравшего ее мало-помалу в лохмотья. Да простит Ваше Преосвященство этих несчастных из команды: борьба со стихиями доставляла им столь сильные неудобства, что за отсутствием моего предупреждения они бы рассудили, что у них нет времени препоручить свои души Богу. Сиречь основное их телесное занятие заставило их ожесточиться против черпаков; и Вашему Высокопреосвященству решать, заслуживает ли проклятия такое неблагочестие, что упустило из виду последние цели, или оно простительно из-за следования первой цели, состоявшей в том, чтобы обезопасить земное присутствие Его будущего Гардарского епископа. Последовал период штиля, доселе неведомого в прибрежных водах Исландии. Далекий от духовных занятий, я принялся скупо рассчитывать провизию и распределять воду посредством арифметического деления; языки гребцов распухли, а зады покрылись фурункулами. Сидя на собственных испражнениях, слишком слабые, чтобы справлять нужду за борт, они без отдыха налегали на весла; судно провоняло нечистотами, как средиземноморская галера. Наши достижения в попытках отдалиться от Полярной и заставить ее понизиться над горизонтом были столь мизерными, а страдания гребцов столь огромными, что последние принялись роптать. Мы с Капитаном подумывали вздернуть кого-нибудь на рее; но помимо того что я не был уверен в своем праве устанавливать такой порядок, я рассудил, что жизнь каждого остается необходимой для спасения всех. Я принял меры предосторожности, поместил их оружие в большой сундук, который служил мне ложем и командным креслом, и запер на замки и цепи. Я им напомнил, что, являясь слугой Божиим на земле, я трижды являюсь им на борту: посредством рукоположения, сделавшего меня священником, посредством требований Вашего Высокопреосвященства и, наконец, потому что я единственный постиг искусство навигации; что без меня или против меня они не смогут ни достичь цели, ни вернуться в порт; что если они не могут любить меня из благорасположения, им придется сделать это по необходимости. После чего я велел боцману выдать каждому по кружке пива, сдобренного водкой, и приказал вычистить судно самым тщательным образом и никогда впредь не ходить под себя; они христианнейше повиновались. Но Ваше Высокопреосвященство увидит, что сие было лишь началом выпавших нам испытаний. Новая буря отбросила нас так далеко на север, что мы повстречали ледяные острова; потом, с течением времени, все новые причины мешали нам идти на юг, мы достигли безграничной ледяной равнины, шли вдоль нее и радовались что не разбились вдребезги о ее край, пока не очутились у нее в плену. В августе пошел снег. Мы шли узким коридором свободных вод в океане льда, пытаясь смещаться на юг или на запад, но мне показалось, что мы беспрестанно крутимся вокруг того же ледяного острова и возвращаемся к исходной точке в постоянно сужающемся фарватере. У гребцов выпали зубы, кожа сходила лоскутьями; к мукам голода и жажды прибавились муки холода. Лишь страх не позволял им роптать; лишь высота моей миссии не позволяла мне сжалиться над ними и над самим собой. Капитан и боцман, с детства закаленные морскими мерзостями, гордые, несмотря на свое жалкое состояние, величием предприятия, неспособны были произнести ничего, кроме слов повиновения, обращенных вверх, и команд, обращенных вниз. Тем временем вокруг корабля уже не оставалось воды, достаточной для движения весел. Мы в некотором смысле коснулись тверди посреди океана. Помимо грядущего опустошения запасов мы мучились перспективой увидеть судно, раздавленным льдом. Во время первых ночей без движения мы приняли меры предосторожности, посвятив необходимое количество парусины и носильных вещей на то, чтобы прикрыть судно таким образом, что снег нас не погреб, но служил нам укрытием, однако спать нам не удавалось из-за угрожающего грохота глыб льда, наталкивавшихся друг на друга. Я рассчитывал на податливость судна, собранного с помощью веревок, как делали наши предки, а не сбитого с силой клиньями и гвоздями, на его способность прогнуться под этим сжатием. Вскоре мне пришлось убедиться, что стыки зияют, соединявшие их канаты и ремни разорваны и судно вскоре будет раздавлено – хрупкая раковина, в коей мы были всего только мягким внутренним тельцем. Опасность становилась угрожающей, мы все собрались глубокой ночью, под снегом и в темноте, чтобы вырвать судно из льдов и вытащить его на поверхность. Никогда еще со времен Страстей Христовых столь ничтожной кучке людей не приходилось прилагать столь мучительных усилий. Однако эти испытания были ничем по сравнению с теми, что пришли им на смену, и паче богохульство наблюдалось, оно бы простилось смеха ради, когда бы милосердию не нашлось места. После двух дней и двух ночей трудов нам удалось вывести судно из тюрьмы и, срубив мачты, опрокинуть его на лед, так что получилось подобие дома. Паруса, сундуки, одежда, всевозможные предметы, прикрепленные к верху корабля, стали его низом и образовали что-то вроде стены между перевернутым корпусом и поверхностью льда. Чтобы противостоять ветру, мы привязали все эти вещи, пробивая во льду глубокие сквозные дыры и протягивая в них канаты и ремни. Само судно тоже было привязано крепкими канатами, проходящими через киль от одного борта к другому. Сие обустройство, о коем должен я отчитаться Вашему Высокопреосвященству, исходит от сметливого ума Капитана и боцмана, лучших людей после Св. Иосифа, коему, однако, не были ведомы все опасности льда. Невзирая на их отъявленное неблагочестие, Ваше Высокопреосвященство поймет, что оба были вдохновлены Святым Духом.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.