Короткий миг удачи - [51]
— Он где сейчас, в редакции? — спросил Борис Николаевич, вяло спуская с дивана ноги.
— С утра сидит, ну его к черту. В обком грозится… Приходи, слушай, сделай одолжение. Он мне номер сорвет.
Громогласный гвардейского роста старикан явился в редакцию с толстой кожаной папкой. Измученный секретарь, у которого остановились все дела, с радостью сбыл его с рук. Борис Николаевич, незаметно приглядываясь, повел посетителя к себе.
Болезненный ли вид журналиста, постоянно кутающегося в шарф, раздражал благоухающего пенсионера, просто ли обеспокоило его посещение редакции сожительницей, но только с самого начала возмущенный старикан попер на голос. Борис Николаевич не переставал морщиться. «А ну их, и с любовью ихней! — раскаивался он, щупая виски. — Сплавить надо было все-таки в отдел писем».
— Только ведь… как бы вам сказать, — деликатничал он, держа перед собой «Брачное соглашение». — Документ этот, разобраться, если, в данном случае не может иметь никакой юридической силы. То есть приобщить его… учесть, так сказать, в общем раскладе можно, но ведь вы возлагаете на него, как я понимаю…
Монументально восседая на жидком редакционном стуле, Кухаренко с усилием вслушивался в сбивчивую, утекающую речь журналиста и ничего не мог уразуметь. Он даже головой потряс и понадежнее расставил ноги. Обилие слов отскакивало от его блистающего лба, он не понимал, куда клонит этот бледный, мерзнущий даже в невыносимо душной, прокуренной комнате человек.
— То есть как это — никакой? А подпись? А печать? Мы по всей форме сходились. А в загс она сама не схотела: стыдно ей, видишь ли! А теперь не стыдно? Я, конечно, понимаю, не дурак, что для суда или там приговора… Но ведь я не в суд пришел. Пускай общественность посмотрит.
Взор его был ясен, напорист и тверд. Борис Николаевич, нервно поправляя на шее шарф, отводил страдающие глаза.
— Так ведь и общественность… По-моему, в таких случаях основным предметом, что ли… не документом, нет!.. а предметом, на котором строятся человеческие отношения, должна быть любовь. Все-таки любовь! Мне так кажется… А как раз любви-то, как можно догадываться, нет и, надо полагать, не было. Я так нахожу…
Не только сила убеждения, чтобы возражать пенсионеру, но даже сами слова давались сегодня с трудом.
— Это вы ее наслушались! — возмущенно отрубил Кухаренко, багровея еще больше и с остервенением запуская палец за воротничок. — Как это так — не было! Значит, что я — силком, выходит? Вы, знаете, не того… Вот, если вам всего мало, — читайте! — Он проворно достал из папки и положил на стол хорошо разглаженный листочек с потертыми местами на сгибах. — Что же я, так зря бы и пошел по организациям? Слава богу, не дурак еще!
И все ворочал головой, высвобождая полнокровную, дородную шею.
Первым делом Борис Николаевич посмотрел, нет ли и на листочке казенной печати.
— Что, тоже письмо? — спросил он.
— Почему — тоже? — не понял старикан, складывая свою увесистую папку. — Просто письмо. Да вы читайте, читайте!
Письмо было от Муси.
«…Весна у нас на Кубани вступает в свои права: тепло, сухо, птички поют, насекомые выползают на поверхность греться. Фото Ваше у меня на видном месте в альбоме, на которое я очень часто смотрю. Мне многие говорили, что у меня каменное сердце, но оказалось, что для моего каменного сердца Егор Петрович сумели подобрать алмазное стеклышко…»
Борис Николаевич вздохнул и утомленно потер переносицу. Глаза его еще скользили по корявым торопливым строчкам разглаженного и отлежавшегося в папке письма, но он ничего не видел и не понимал, — перестал понимать. Ему не хотелось ни вникать в это сутяжничанье обозленных друг на друга людей, ни тем более разбираться, на чьей же стороне окажется в конце концов какая-то ничтожная доля правоты. В нем поднималось раздражение и все большая неприязнь к сегодняшнему нахрапистому посетителю, — именно настойчивость его и неумолимость, ясные непреклонные глаза выводили журналиста из себя. Чувства эти настолько вдруг овладели им, что Борис Николаевич, сдерживаясь, зажмурился, стиснул зубы и едва не простонал, принявшись быстро-быстро поглаживать пальцами ноющие виски. Так, с закрытыми глазами, он просидел с минуту, если не более, соображая в то же время, что сказать, как вообще избавиться от всей этой недоброй суеты чего-то добивающихся людишек, которым не хватало постоянной обремененности большими чувствами и тревогами. А ведь могло и так быть, да так, наверное, и было, что где-то усталый, измученный хирург, золотые руки, заканчивал на живом раскрытом сердце ювелирный шов или на далекой наблюдаемой планете, погасив турбины, садилась мягко станция с Земли, а в этот миг управдом товарищ Бакушкин, любовно подышав на казенную печать, деловито скреплял вот этот, с позволения сказать…
Но что-то следовало говорить, и Борис Николаевич взял себя в руки.
— Ну? — тотчас оживился посетитель, наблюдавший за журналистом. — Что теперь скажете? Не любила?
— Знаете что, — предложил Борис Николаевич, — вы мне оставьте все это. Я еще почитаю, подумаю. А то я сегодня что-то… не того, — и растопыренными пальцами он повертел у себя возле головы.
Тематика произведений Н. Кузьмина — утверждение высоких нравственных идеалов в современном обществе. Герои, люди разного возраста, ставят перед собой и решают проблемы верности долгу, бескомпромиссности. Большое место отводится молодежи, ищущей свое место в жизни.
Книга посвящена увлекательному миру спорта. В центре повествования – футболисты команды мастеров, их спортивные и личные судьбы, часто скрытые за глянцевым фасадом побед. Автор ярко и увлекательно показывает процесс становления личности спортсмена, его бойцовских качеств, помогающих высоко нести знамя отечественного спорта.Для спортсменов, тренеров, широкого круга читателей.
Николай Кузьмин известен читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», «Приговор». В серии «Пламенные революционеры» вышли ого повести «Меч и плуг» — о Г. Котовском и «Рассвет» — о Ф. Сергееве (Артеме).Повесть «Огненная судьба» посвящена Сергею Лазо, одному из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, герою гражданской войны, трагически погибшему от рук врагов революции.
XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом».
Писатель Николай Кузьмин живет и работает в Алма-Ате. Имя его известно читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», по повестям «Трудное лето», «Авария», «Два очка победы». Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.
На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.