Короткий миг удачи - [19]
На длинных специальных санках Седого повезли на базу. Склон изодрал спортсмена словно теркой. Нарядная, подогнанная по фигуре форма висела клочьями. Вадим Сергеевич, проваливаясь по колена, спешил за санками и на ходу осматривал места, где трением о лед расплавило эластик, — там тело почернело от ожогов. Седой что-то бессвязно бормотал и порывался встать.
Удерживая санки от разгона, спасатели покрикивали на сбегающихся зрителей. Со склона подъезжали лыжники, пристраивались к группе и, не обгоняя, молчаливо скатывались вниз. Двое ребят везли подобранные лыжи с палками, третий нашел где-то в снегу слетевшие очки Седого. Падение, как убедился Вадим Сергеевич, было жестоким, и все же он надеялся, что вовремя сработали автоматические лыжные крепления. От бокового резкого удара они должны освободить упавшего спортсмена от тяжелых и опасных лыж.
Чтобы спуститься к домикам базы, спасателям предстояло пересечь трассу соревнований. Вся группа с санками остановилась у широкой раскатанной полосы. Сверху, приближаясь к «Трубе», неслась фигурка согнувшегося лыжника.
Седой воспользовался остановкой и неловко приподнялся в санках. Лицо его кривилось от боли, он, словно пьяный, мотал растрепанною головой. Вадим Сергеевич присел рядом с ним и попытался осмотреть ноги. Седой зажмурился и застонал — каждое прикосновение причиняло ему невыносимые страдания.
В это мгновение мимо них вихрем пронесся вырвавшийся из «Трубы» лыжник. В низкой стойке, с палками под мышками, он напряженно смотрел вперед, впиваясь глазами в праздничный кумач финишного полотнища.
Седой, поворотив голову, медленно проследил, как лыжник, со свистом рассекая воздух, умчался дальше. Скоро с финиша донесся радостный крик зрителей.
— Жалко, — пробормотал Седой, избегая взглядов тех, кто наблюдал за ним. — Оставалось совсем немного.
Потом он разглядел лоскут одежды, свисавший с локтя, сердито оборвал и бросил в сторону. В прореху на колене увидел ссадины на теле, потрогал осторожно пальцем и убито покачал головой…
Таким, сидящим в санках, истерзанным до неузнаваемости, его застала прибежавшая Марина.
— Ну, ну, ну… Спокойно, — поспешил встретить ее Седой.
Она с разбегу бросилась к нему и, стоя на коленях, цепко, профессионально прошлась своими сильными, натренированными пальцами врача по его изорванным ногам.
— Как тут? Не больно? А тут?
Вскрикнув от боли, Седой дернулся всем телом и запрокинул обескровленное лицо. Он упал бы навзничь, если бы не Марина. Обняв за плечи, она бережно уложила его обратно в санки и сделала нетерпеливый знак трогаться.
Вадим Сергеевич подобрал сложенные ребятами обломки лыж и палки. Молоденький парнишка в черных рейтузах с оранжевыми лампасами приблизился к пострадавшему и положил ему на грудь его потерянные очки, огромные, причудливо изогнутые, с резиновою плотной окантовкой, — предмет всеобщего любопытства и зависти. Что-то произошло с лицом сломавшегося лыжника, — взяв очки, Седой рассматривал их долго и задумчиво, поворачивая так и эдак. Затем он подцепил их пальцем за резинку, качнул небрежно раз, другой, вдруг раскрутил и запустил с таким расчетом, чтобы их сумел поймать стоявший рядом юный лыжник с оранжевыми лампасами.
— Держи!.. — сказал он и, даже не взглянув на счастливо просиявшего парнишку, улегся и закрыл глаза.
Громкий, усиленный динамиком голос с финиша попросил всю группу с санками очистить трассу спуска. Соревнования продолжались.
1972 г.
НА ЗЕМЛЕ ОТЦОВ
Поезд пришел глубокой ночью, и крохотная станция на несколько минут ожила. Константин Павлович соскочил на землю, отошел в сторонку и поставил чемодан. Скоро рассвет, потом утро, и надо будет искать попутную машину. А пока ничего не оставалось делать, как ждать.
Из вагона, в котором ехал Константин Павлович, вылезла старуха с лицом богородицы, всю дорогу доедавшая черствые праздничные булочки, и ушла в темноту тяжелым мужичьим шагом. Спрыгнул хвастливый юркий мужичонка, севший на поезд только сегодня утром, но успевший надоесть всем. Мужичонка вез в мешке двух повизгивавших поросят и боялся, что его ссадят. Спрыгнув с высокой подножки вагона, он взял из тамбура мешок с поросятами, кинул через плечо, поросята даже не пискнули. И тоже ушел…
Под мутной, еле светившей лампочкой у входа в станционный домик Константин Павлович разглядел дежурного — мордастого вялого парня в красной фуражке и майке-безрукавке. Парень ежился спросонья, отчаянно зевал и чесал под фуражкой древком флажка, — ждал, пока уйдет поезд. А поезд, темный, присмиревший, казалось, затих здесь до утра. Под полной луной блестели влажные от росы крыши вагонов.
Дежурный, потирая озябшие голые плечи, предупредительно выслушал Константина Павловича и успокоил, что уехать отсюда — плевое дело, дождаться бы только рассвета. Рядом элеватор, машины туда со всего района зерно возят. Дежурного поразили непонятный плоский ящик, висевший у приезжего через плечо, берет и легкое щегольское полупальто, и он выразил готовность открыть «залу». Константин Павлович удержал дежурного, побежавшего было за ключом, поблагодарил и отказался, — на свежем воздухе меньше клонило в сон.
