Короткие истории об интересных случаях из жизни Андрея Тропилло рассказанные им самим - [10]
Андрей Тропилло на свадьбе Стингрей и Каспаряна в ресторане Аустерия 03.11.1987. Фото Дмитрий Конрадт
Первую более-менее качественную запись я сделал как раз на этот аппарат, с радио «Голос Америки». В тот день передавали альбом «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Дальше я стал ловить «вражеские» волны каждый день, и группу за группой, копил в своем архиве всю тогдашнюю рок-музыку. Но меня всегда интересовала не только «идейная» сторона процесса (больше хорошей музыки в массы!), а также его техническая составляющая. В первом классе я собрал свой первый радиоприемник, а подростком страстно паял разные аппараты, пытаясь улучшить звук, чтобы записывать с пластинок песни и давать копировать пленки друзьям.
После «Битлз» я подсел на «Procol Harum», «Kinks», «Animales» и решил усовершенствовать собственную звукозапись до идеального состояния. Нужные знания имелись, я же окончил элитную школу № 157 при Академии педагогических наук, а потом поступил в Ленинградский Государственный университет имени Жданова на физический факультет. Так что с экспериментами проблем не было: способности к физике достались мне по наследству.
Мой отец, Владимир Тропилло, был ученым и в 1932 году и вместе с коллегами создал первый в СССР радиолокатор. Несмотря на успех, это еще до войны его посадили за то, что не донес на товарища. В войну папу перестали преследовать, и он даже дослужился до генеральской должности в генштабе в Москве, но в конечном итоге лишился всех льгот и чуть не сел опять. Карьеру он закончил лектором общества «Знание», разъезжая по деревням и рассказывая людям об атомной энергетике. А еще преподавал в культпросветучилище, потому что больше никуда не брали на работу. Мама когда-то училась в консерватории по классу фортепиано, но из-за войны ее не закончила. Она ушла добровольцем на фронт, а потом, получив «корочки» педучилища долго преподавала в школе. Так как женщина она была умная и активная, последним местом работы мамы был Дом дружбы народов на Фонтанке, где она была референтом по кино.
Вся семья радовалась моему поступлению на физфак, папа мечтал, как я продолжу его дело и буду ученым, не подозревая того, что сын решил совершить революцию в мире советской звукозаписи. Я продолжал свои технические опыты даже в армии (а служил я в Выборге). Там, в красном уголке части я ухитрился настроить старый телевизор на программы Финляндии и спокойно смотрел концерты иностранных звезд. Правда, звук шел с искажениями, но многие песни я знал наизусть, поэтому был счастлив.
Когда я восстановился в университете после службы, то пошел в велосипедную секцию. И однажды, возвращаясь с тренировки, встретил старого школьного знакомого Бориса Гребенщикова.
— Заходи, послушай, мы здесь репетируем, — пригласил Борис.
Выяснилось, что они репетируют в том же здании юридического факультета, где я тренирую ноги для велика. После ударных занятий спортом я частенько забегал в актовый зал, чтоб послушать первый состав «Аквариума». Сева Гаккель пилил на виолончели, на флейте играл Дюша Романов, на ударных — Джордж Гуницкий, бас-гитаристом был Михаил «Фан» Васильев, а на переднем плане от счастья светился Борис с гитарой наперевес. Пару раз я ходил на их тогдашние выступления, но если честно, не был впечатлен. Мне запомнилась только борода Бориса, покрашенная для концерта в зеленый цвет.
Андрей Тропилло записывает АКВАРИУМ. Фото А. Усов
Песен «Аквариума» я поначалу не понимал, мне нравились совсем другие группы, такие как «Мифы» и «Россияне». Из-за них я стал ходить на самопальные концерты, перезнакомился с музыкантами из Ленинграда и Москвы, стал сам организовывать сейшны. Тогда, в середине семидесятых, я и представить себе не мог, что буду работать с непонятным мне «Аквариумом», что запишу Борису первый профессиональный альбом, а еще выпущу альбомы «Кино», «Алисы», «Зоопарка», «Ноля», которые будет слушать вся страна.
Но постепенно я врубился в «Аквариум» и полюбил в творчество группы. А публика врубаться не хотела: первый концерт, который я устроил Борису в ресторане «Прибой», провалился, на него было продано всего два билета. Надо знать Борю — он не отменил шоу и самозабвенно пел. Петь он хотел при любых обстоятельствах, в любом состоянии и настроении. У Гребенщикова всегда были глобальные цели, и он не отвлекался по мелочам. Боря хотел быть звездой, хотел, и добивался этого.
Бориса и всех других музыкантов я люблю, хотя не питаю никаких иллюзий по поводу своих «деток». Я улыбаюсь, если слышу про рок-братство восьмидесятых, о котором написано в журналах и книгах. Ведь то, что я видел за годы работы, говорит: каждый творческий человек эгоист, какие бы идеалы он не исповедовал. И все же… есть в нас что-то общее, что заставляет и сегодня ощущать ту давнюю, почти невидимую связь.
РЮМКА ВОДКИ НА ПУЛЬТЕ
В моей маленькой студии бурлила жизнь, это была настоящая творческая лаборатория. Для дирекции мы соблюдали строжайшую конспирацию: Гребенщиков, Кинчев, Науменко, Цой и другие называли меня только по имени отчеству, чтобы наши сходки выглядели как рядовое занятие кружка звукозаписи. Конечно, все обо всем знали, но молчали, тоже «делали вид».
