Короткие истории об интересных случаях из жизни Андрея Тропилло рассказанные им самим - [9]

V

В 1979-м я продолжал заниматься «Машиной времени» в Ленинграде. Однажды Андрей пригласил меня на концерт группы в Москве, и я увидел на сцене новых музыкантов, Петю Подгородецкого и Сашу Кутикова. Оказалось, что дядя Подгородецкого работает в «Росконцерте» и пообещал взять ребят на ставки, потому Макаревич избавился от старого состава группы, и в 1980-м «Машина времени» вышла из подполья. Она смогла записать на московском радио песню Кутикова «Новый поворот». Он крутился по Маяку, по всем каналам, и он был проигран за Олимпиаду сотни раз и он, собственно, сделал «Машину времени» достоянием на всю страну. Песня тогда звучала из каждого утюга, но новый поворот в их жизни в конечном итоге привел в тупик.

По моему мнению, после этой песни у «Машины времени» не случилось ни одного творческого взлета. Я какое-то время еще пытался помогать им с подпольными концертами в Ленинграде, но постепенно отошел от дел. «Лебединой песней» совместной работы с Андреем стала запись программы обновленной группы в студии «Мелодия». Мы с Виктором Диновым (режиссером «Мелодии», который меня многому научил) оккупировали Капеллу на Мойке, ребята набились в студию толпой, пришел и Борис Гребенщиков, хотел посмотреть, как друг Макаревич работает.

Андрей Вадимович и Андрей Владимирович. Фото Андрея Willy Усова

Андрей тогда уже не останавливался у Бориса: от «Росконцерта» ему дали шикарный номер в гостинице «Прибалтийская». (Тот самый, из-за которого случился потом скандал с администрацией у Аллы Пугачевой). Конечно, Макаревич решил похвастаться этим и после записи скомандовал: «А поехали ко мне!». Номер был двухэтажным, на каждом этаже по фортепиано. Там уже на столе стыл коньяк, закуски, всюду лежали пачки фирменных сигарет. Я-то пил мало, а гости оторвались по полной программе. На гулянке, которая длилась всю ночь, была куча народу, приехал даже Миша Боярский, которого раньше на концертах рок-групп не видели. Боря веселился вместе с гостями, но по его лицу я заметил, что он сильно завидует Андрею. Друг Макаревич пишется на «Мелодии», живет в номере «люкс», а «Аквариум» до сих пор никому не известен.

Я не знаю, о чем Гребенщиков размышлял тогда, но на следующий день он сказал мне:

— Андрей, а может быть, ты теперь нами займешься? У Макаревича есть «Росконцерт», так что сейшны с «Машиной времени» у тебя накрылись.

Я кивнул головой и после отъезда «Машины» в Москву стал неофициальным директором «Аквариума» на четыре года.

ЧАСТЬ 5. Мохеровый свитер * Рюмка водки на пульте

Кто-то стал отныне богом

и простил себе грехи

За стихи мне все простится

Но стихи его плохи

Кто-то в музыку подался

человечество любя

но его никто не слышит

он певец внутри себя

Ты запой и я услышу

для того и голос дан

всем кто любит, всем кто дышит

кто поет свои года

Так пускай не даст мне совесть

ни молчать ни богом стать

стать бы честным пред собою

вот и вся моя мечта

Но уходят люди, боги

и в себя погружены

принимают за реальность

ложь и сны

Все пловцы давно уплыли

Все певцы давно молчат

Кто в себе тот как в могиле

Кто кричал — устал кричать

И несказанная песня

нас задавит словно боль

и придут другие. Те кто

не боятся быть собой

Так пускай не даст им совесть

ни молчать ни богом стать

Будут искренними строки

и собой не будут лгать

Ну а мы уходим в боги

так пускай звенит по нам

словно месса по убогим

колокольчик на штанах

стихи Б.Г. к песне «Боги» с альбома

доисторического «Аквариума»

«Притчи графа Диффузора», 1975 г.

МОХЕРОВЫЙ СВИТЕР

В тюрьму я так и не сел, хотя родители неоднократно меня этим пугали. На их предостережения я неизменно отвечал: сами виноваты в том, что я не могу жить без музыки! Это же папа в шесть лет повел меня на репетицию симфонического оркестра в Дом актера на Невском проспекте, где я навсегда «заболел» музыкой.

Дом актера на Невском

Помню, как перед началом действа восхищенно смотрел на дирижера во фраке.

— Это главный волшебник, — пояснил отец. — Сейчас он взмахнет палочкой, и заиграет музыка.

Через пять минут полилась музыка. Это был Глинка. Я смотрел на палочку, как завороженный, и думал, что хочу быть им — волшебником, который может так объединить разных людей с инструментами и наколдовать чудесную музыку, возникающую непонятно откуда.

В четвертом классе я уже слушал не только классику, а джаз и рок-н-ролл. Фирменные пластинки доставались мне легко: старшая сестра Марина вышла замуж за алжирского героя партизанского движения, друга Хуарио Мидьена — Сакера Сибауаии, с которым познакомилась в институте. Мы звали его Ясин, такая у него была подпольная кличка во времена алжирской революции. Ясин любил хорошую музыку, он регулярно привозил ее с родины. Сверстники слегка завидовали мне, просили их просветить, и я просвещал, как только мог, поначалу раздавая им пластинки. На музыке я был повернут до такой степени, что когда Марина уехала с мужем в Алжир и прислала мне оттуда немыслимой красоты мохеровый свитер, я продал его за 110 рублей, чтобы купить с рук двойной альбом «Битлз».

В старших классах я приобрел у спекулянта отличный магнитофон «Грюндик ТК-340». Моему продавцу не повезло, парня замела милиция. Состоялся суд, где я, школьник выступал в качестве свидетеля и защищал подсудимого изо всех сил. Говорил «спасибо!» за то, что тот привез мне такую хорошую технику. Судья покрутил пальцем у виска и удалил меня из зала за демагогию, магнитофон же не отобрали, потому что продан он был официально — через комиссионку, а спекулянту я лишь доплатил 900 рублей.