Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [51]
– Не обращай внимания на этих остряков, – говорил я.
– Не обращаю, – выдавливал он буквально на последнем дыхании.
Чувак ну совсем не проникся спортом. Стоило нам вернуться домой, как он тут же плюхался за письменный стол. Едва не прижимался к нему. И всячески норовил избавиться от пробежек. Начал вставать в пять утра, чтобы, когда я проснусь, уже сидеть за компьютером, уверяя, будто сейчас он как раз посередине невероятно важной главы. Потом допишешь, придурок. Примерно после четвертой пробежки он реально бросился передо мной на колени. Прошу, Джуниор, я больше не могу. Я лишь скорчил зверскую рожу. Переобуйся и утри сопли.
Я понимал, что все непросто. И моя безжалостность была не безгранична. Я видел, каково ему. Думаете, толстые люди раздражают окружающих, и все? Тогда вы еще не знаете, как их раздражает толстяк, возжелавший похудеть. Будит в беднягах осатанелого барлога. Милейшие девушки злобно шипели ему вслед, старушки причитали: ты отвратителен, отвратителен, и даже Гарольд, в котором я прежде не замечал анти-Оскаровых тенденций, стал называть его Джабба Хатт,[70] просто так. Дичь какая-то.
Ладно, люди – отстой, но был ли у Оскара выбор? Он должен был что-то делать. Сутками без выходных за компьютером, корпение над чудо-юдными шедеврами НФ, регулярные набеги в студенческий центр ради видеоигр, нескончаемые разговоры о девушках и ни одной поблизости – что это была за жизнь? Черт подери, мы учились в Рутгерсе, где девушки на каждом шагу, и вот вам Оскар, что каждый вечер не дает мне уснуть, рассуждая о «Зеленом фонаре».[71] Задаваясь вопросом – будь мы орками, разве мы на межрасовом уровне не воображали бы себя похожими на эльфов?
Чувак должен был что-то делать. И он сделал.
Выбыл из проекта.
Полный бред. Четыре дня в неделю мы бегали. Обычно я закладываюсь на пять миль, но с ним мы осиливали очень немного. Мне казалось, у него получается. Ну, со скидкой на телосложение. И вдруг прямо посреди пробежки на тебе. Мы были на Джордж-стрит, я оглянулся через плечо и увидел, что он остановился. Пот тек по нему ручьями. У тебя сердечный приступ? Нет, ответил он. Тогда почему ты не бежишь? Я решил, что не стану больше бегать. Почему, мать твою? Ничего из этого не выйдет, Джуниор. Не выйдет, если ты не захочешь, чтобы вышло. Я знаю, все это ни к чему. Давай, Оскар, шевели своими гребаными ногами. Но он замотал головой. Попытался пожать мне руку, а затем поплелся на автобусную остановку, чтобы доехать до общежития. На следующее утро, когда я ткнул в него пяткой, он не шелохнулся.
– Я больше не бегаю, – раздалось из-под подушки.
Наверное, зря я рассвирепел. С этим растением требовалось проявить терпение. Но я взбесился. Вожусь с этим идиотом хреновым, будто мне делать нечего, а он плевать на меня хотел. Короче, его отказ я воспринял очень лично.
Три дня подряд я приставал к нему с пробежками, а он бормотал в ответ: пожалуй, нет, не стоит. Правда, он пытался меня задобрить. Предлагал посмотреть кино или комиксы, болтал на фанатские темы в надежде вернуть все, как было до того, как я запустил «Программу по спасению Оскара». Я не поддавался. И в конце концов выдвинул ультиматум. Либо пробежки, либо я его больше не знаю.
– Я не хочу, с меня хватит, честное слово!
Повысил голос. Упрямец. Совсем как его сестра.
– Твой последний шанс, – сказал я, стоя уже в кроссовках, готовый выкатиться на улицу, а он сидел за столом с таким видом, будто чем-то по уши занят.
Оскар не двинулся с места. Я положил ему руки на плечи:
– Вставай!
И тогда он заорал:
– Оставь меня в покое!
И даже оттолкнул меня. Думаю, он не хотел, но так получилось. Мы оба были ошарашены. Он дрожал, испуганный, я сжимал кулаки – убил бы его. В какой-то момент я почти отступил, парень слегка зарвался, бывает, но потом вспомнил о себе, любимом.
И нанес удар. Обеими руками. Он отлетел к стене. С грохотом.
Глупо, глупо, глупо. Два дня спустя в пять утра из Испании позвонила Лола:
– У тебя проблемы, Джуниор? Какого черта?
Устав от всего происходящего, я ляпнул, не подумав:
– Ох, Лола, шла бы ты.
– Что? – Мертвая тишина. – Нет, Джуниор, это ты шел бы. И больше ко мне не приближайся.
– Передай привет жениху, – бросился я спасать ситуацию, но она уже повесила трубку.
Мать твою! С этим воплем я зашвырнул телефон в шкаф.
Вот так все обернулось. На нашем великом эксперименте был поставлен крест. Оскар несколько раз пытался извиниться на свой фанатский лад, но я не шел на контакт. Если раньше я относился к нему с прохладцей, то теперь обливал ледяным холодом. Не звал ни поужинать, ни выпить. Мы вели себя, как это принято у соседей по комнате, когда они окрысятся друг на друга. Были вежливы и непроницаемы, и если раньше мы могли часами трепаться о писательском ремесле, то теперь мне нечего было ему сказать. Я вернулся к своей жизни, к стезе очумелого бабника. Испытывал прямо-таки сумасшедший прилив секс-энергии. Подозреваю, не в последнюю очередь из желания уесть Оскара. Он же опять уминал пиццы, большие, одну за другой, и бросался на девушек в стиле камикадзе.
