Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [18]

. Луи Бонапарт был избран президентом на демократических выборах подавляющим количеством голосов; его политическая система была поддержана, опять же, народным референдумом в 1852 г. Это укрепило убеждение императора в том, что его власть основана на доверии народа. Чтобы поддержать это доверие и одновременно контроль за общественной жизнью, власть сочла необходимым сохранить в обществе элементы демократии. Поэтому было сохранено всеобщее избирательное право – важнейшее достижение революции. Оставалась в силе Конституция и сохранялись представительные органы. Преамбула Конституции 1852 г. декларировала традиции французской демократии в их первозданном виде – «признание, утверждение и гарантия великих принципов, провозглашенных в 1789 г., которые являются основой публичного права всех французов»[87]. Такая формулировка подчеркивала «народный» характер конституции, отражавшей интересы не какой-либо узкой политической группы, но всей французской нации: равенство всех граждан перед законом, равенство в избирательном праве, неприкосновенность частной собственности, свобода слова[88]. Император, желая лишний раз укрепить свою социальную базу, ввел в практику систему референдумов (точнее возродил, ибо его дядя также прибегал к ним); до конца своего правления он был убежден, что для власти нет более прочного гаранта, чем народ при прямом к нему обращении: «народ – единственный суверен, которого я признаю»[89], – заявлял император.

Но в действительности роль вышеназванных институтов оставалась марионеточной, а громкие заявления были лишь декором для легитимации авторитарного и, в сущности, узурпаторского режима. Ведь уступки и реформы в интересах потенциально опасных социальных сил мыслились самим императором всего лишь как «увенчание здания»[90], основа которого – строгий порядок, сильная исполнительная власть и успокоенное, удовлетворенное, в то же время устрашенное этой властью общество. Власть в свое первое десятилетие взяла курс на пресечение любых проявлений оппозиционности, что затронуло даже всегда осторожные либеральные идеи, вследствие чего многие из «людей 1848 г.» вынуждены были эмигрировать. В прессе существовала жесткая цензура и прямой контроль правительства путем «специального разрешения» на издание того или иного журнала: «журнал, посвященный политическим и социально-экономическим вопросам, может быть основан только с санкции правительства… журнал может быть закрыт по решению министерства внутренних дел, если оно сочтет его содержание опасным для власти»[91]. В сущности, ограничения были наложены на важнейшие демократические свободы, которые при этом декларировались в Конституции.

Предвыборные собрания и агитация кандидатов оппозиции были запрещены, равно как встречи оппозиционных кандидатов с избирателями. Голос народа не мог быть услышан даже посредством представительных институтов – Законодательного корпуса, который, хотя и избирался всеобщей подачей голосов, не имел законодательной инициативы, она исходила от стоявшего над ним Государственного совета, члены которого назначались императором; парламент имел право только обсуждать представляемые ему готовые законопроекты без внесения в них поправок. Депутаты были лишены права избирать председателя своей палаты, вводился запрет на публикацию отчетов о заседании палаты. Отсутствовала выборность мэров. На парламентских выборах открыто поощрялась поддержка официальных кандидатов – ставленников правительства. По свидетельству современника, республиканца Э. Пеллетана, «министр передает имя кандидата префекту, тот передает его супрефекту, который передает его мэру; мэр передает его начальнику сельской полиции, который распространяет это имя по всей деревне. А сельская коммуна обнаруживает, что депутат, на которого она в своих мечтах возлагала столько надежд, на самом деле – парижский финансист, о существовании которого сельские жители даже не знали»[92]. Министры не были ответственны перед парламентом, им запрещалось совмещать свои полномочия с должностью депутата и баллотироваться на выборах. Многие современники, критически настроенные по отношению к режиму, характеризовали этот период как время безнаказанности бюрократии и попрания политических прав граждан, которым избирательное право предоставлялось лишь в качестве «подаяния»[93], ибо правительство было занято сооружением «здания». В сущности, единственная полноценно реализуемая свобода, которой обладал французский народ, заключалась в предоставлении ему избирательного права и выражения своего мнения на плебисците. «Когда народ лишен возможности говорить, или говорит настолько тихо, что его голос скорее напоминает молчание, то как можно распознать общественные настроения?», – писал Э. Пеллетан[94]. Формально независимые или оппозиционные кандидатуры не были запрещены, но во время выборов им чинились многочисленные административные препятствия вплоть до фальсификации результатов выборов; по воспоминанию современника, «префект обладает достаточными полномочиями для того, чтобы подтасовать свободно выраженные мнения в пользу официальных кандидатур. Мэр может осуществлять манипуляции, натравливая друг на друга разные социальные слои, жителей деревни и города, вселяя в буржуа ненависть к рабочему. Судья подливает масло в огонь этого конфликта, пугая народ призраком революции. Священник манипулирует народом, проклиная со своей кафедры свободу мысли. Университетский профессор, которому надлежит быть примером просвещенности и нравственности, клеймит свободу и попирает обязанности честных и свободных граждан»