Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [19]
В итоге в либеральных кругах начала все громче звучать критика бонапартистского режима. Ведь, по сути дела, в первые десять лет многие из них прощали бонапартизму его узурпаторский характер исключительно по причине тех важных экономических, социальных и внешнеполитических достижений, которые действительно имели место и изменили выгодным образом внутреннее и международное положение страны. Еще в начале XIX в. один из патриархов французского либерализма Б. Констан писал: «Во Франции, где революционные бури привели к власти непросвещенный класс и абсолютно обескуражили класс просвещенный, новое вторжение „варваров“ имело тот же результат, но только не столь длительного действия, поскольку диспропорции между силами были не столь ощутимы. Человек, возжелавший узурпировать власть в нашем обществе, вынужден на некоторое время сойти с дороги цивилизации. Он опустился до уровня непросвещенных народов, до уровня предшествующих веков – вот куда отбросило его его же превосходство. Не сумев вернуть центр Европы к невежеству и варварству, он повел европейцев в Африку, а затем, для поддержки собственного авторитета, приложил все силы, чтобы заставить отступить Европу»[98]. Эти слова, адресованные изначально Наполеону I, в глазах либеральной общественности могли быть отнесены и к его наследнику. Ибо ситуации были весьма схожими: глоток свободы революции, а затем шаг далеко назад, к насильственному захвату власти и попранию гражданских свобод.
Быть может, ситуация сложилась бы не столь критично, если бы Наполеон III воспринял британский вариант «социальной монархии», в которой король является отцом народа и символом нации отнюдь не с помощью рычагов исполнительной власти, а путем торжества закона и народного представительства. К сожалению, этот компромисс был не свойственен французской политической традиции, она так и не сумела ни извлечь уроков из прошлого опыта, ни воспользоваться ценным опытом соседей. Во Франции монарх не может быть символом, он – действующая сила. Именно этим расхождением можно объяснить конфликт монархии и парламента на протяжении всей Реставрации, когда, согласно Хартии, отрицалось божественное обоснование власти монарха и он становился подотчетен народному представительству, но на деле король в той или иной форме пытался вернуть себе все абсолютистские привилегии.
Однако в конце 1850 – начале 1860-х гг. проблема взаимоотношений общества и власти еще не стала столь острой и не угрожала стабильности империи: республиканцы были загнаны в подполье, либералы, как уже было сказано, готовы были оправдать бонапартизм благодаря его эффективным мерам по устранению революционной ситуации. Пока что не существовало серьезных причин для массового недовольства: власть покоилась на экономических достижениях и международном признании, авторитет императора среди народа был высок, конъюнктура для торговли и промышленности была как никогда более благоприятной. Все это до поры до времени компенсировало нерешенность некоторых внутриполитических вопросов.
2. Кризис и новые либералы
Отсутствие гражданских свобод не представлялось бы обществу и политическим деятелям столь роковым, если бы ситуация не была утяжелена экономическим кризисом. Он не был внезапным. В начале 1860-х гг. он начался как циклический мировой кризис, затронувший внутреннюю и внешнюю торговлю всех развитых стран; но в 1865 г. он особенно остро отразился на Франции. Финансовая и банковская сфера, монополизированная крупной буржуазией, пережила обвалы, не выдержав спекулятивных операций, по сути делавших деньги из воздуха, отнюдь не всегда обеспеченные реальной экономикой. Разоряются банки и акционерные общества. Сокращаются обороты внешней торговли; соответственно, снижение доходов предприятий ведет к их разорению и массовым увольнениям рабочих. Темпы инфляции возрастают и опережают рост заработной платы рабочих, и в середине 1860-х гг. Францию потрясают повсеместные забастовки, названные современниками «забастовкой миллиарда». Государство сокращает объем помощи рабочим, ибо основные финансовые ресурсы брошены на спасение банков, предприятий и, конечно же, железнодорожных компаний. Катастрофа затрагивает даже крупнейшее кредитное учреждение империи, казавшееся непотопляемым – «Crédit mobilier», возглавляемый братьями Перейр. От разорения едва удалось спасти Трансатлантическую компанию, еще одно детище Перейр. Сельское хозяйство переживает беспрецедентно низкий за всю историю империи урожай. Многие текстильные предприятия подрывает так называемый хлопковый кризис, связанный с неурожаем хлопка в Америке, снижением его поставок в Европу. Огромные деньги, вложенные в экспедицию в Мексику, сгорают из-за ее провала – поднимается возмущение среди крупных промышленников и финансистов, инвестировавших в эту авантюру и надеявшихся на получение прибыли; резкое осуждение общественности вызывает обострение отношений с Пруссией, которая к тому времени становится серьезным соперником на европейской арене, причем не только политически, но и в промышленной сфере – Германия по темпам экономического роста вскоре займет второе после Англии место в Европе. Франция устала от войн, благополучие империи зависило и от ее внешней политики: «Ваши финансы покоятся на увеличении ваших доходов, а доходы зависят от поддержания мира», – говорил в одной из парламентских речей либерал Адольф Тьер
