Коронация Зверя - [40]

Перед входом, у самых ступенек, стояли три здоровенных джипа с тонированными стеклами.

– Науку не бросил? Небось, уже академик, тайком на Нобелевку зуб точишь? – Сильвио засмеялся, пихнул меня в плечо. – Ведь точишь, сукин сын, точишь?

Он подтолкнул нас с Зиной к средней машине, охрана распахнула двери. Кресла в салоне стояли не в ряд, а лицом друг к другу, как в старом лондонском такси. Сильвио что-то коротко приказал бородачу-людоеду, тот кивнул и побежал к головной машине. Мы сели, охранник захлопнул дверь, машина мягко тронулась.

Сильвио здорово изменился. Не постарел, а именно изменился. Раньше он напоминал портрет работы Перуджино – воздушный румянец полутени, изящный ракурс, живой блик в сером глазу. Теперь это был почти Роден, полновесный и внушительный, никаких нюансов – тяжелый подбородок, крупный, почти крестьянский, нос, массивные надбровные дуги. Глаза посветлели, точно полиняли в молочную синеву, от волос, некогда густых и темных, остался серебристый ежик. На лбу появился косой шрам, белая полоска вроде полумесяца. Этот шрам делал его похожим на римского легата, ветерана славных походов времен какого-нибудь Гая Юлия Цезаря или Марка Антония Каракаллы.

– Мы сейчас в «Гнездо»…

– Куда? – не понял я.

– В Кремль. – Сильвио, смеясь, прищурился. – Тут, брат, везде жаргон, сленг и ненормативная лексика. За двадцать лет царства Тихона, гори он в аду, – Сильвио мелко перекрестился и сплюнул через плечо, – в бардак страну превратили. В зону! Тихон – пахан, остальные братки шестерят по понятиям. Я сам, как каторжный, ботаю по фене. Перед девчонками стыдно.

Я не понял, он хлопнул меня по колену.

– У меня ж две дочки! Ты ж не знал, близняшки Жанна и Анна…

– Ты что, женат? – удивился я.

– Да нет! – Он фыркнул и махнул рукой, точно я спросил его, продолжает ли он коллекционировать марки. – Ты ж меня знаешь…

Я засмеялся – Сильвио был единственный человек, которого я действительно знал. Не считая Шурочки, которая, впрочем, всегда была полна сюрпризов.

– Господи, Сильвио… – Я, глупо улыбаясь, вытер глаза.

– Ну-ну… – Он ткнул меня в плечо.

– До сих пор не могу поверить… – Я потряс головой, точно спросонья. – Весь этот бред… Похороны, голограмма, повешенные – знаешь, они там вешали людей на мосту, на Устьинском?

Он кивнул. Взглянул на Зину; та тихо сидела в углу, улыбнулась в ответ смиренно, по-монашески. Я давно заметил: женщины в отличие от мужиков интуитивно выбирают безошибочную линию поведения в любой жизненной ситуации.

– Я тут кое-что понял, – неожиданно серьезным тоном начал Сильвио. – Сорок лет водить народ по пустыне – не такая уж глупая идея. Помнишь, мы с тобой рассуждали, что сменится два поколения и весь дух совдеповский из народа выветрится? С новыми людьми можно будет строить новую страну. Помнишь?

Я кивнул.

– Да мы сами себя считали уже новыми людьми, – продолжил Сильвио. – Нам была очевидна дикость идеи «научного коммунизма», абсурдность их мантр – «Учение коммунизма всесильно, ибо оно верно», помнишь? Как мы потешались над их наукообразными концепциями и терминами: диктатура пролетариата, интернациональное единство, борьба классов, социалистическая революция… А помнишь этот перл: в конце двадцатого века коммунистическая партия с гордостью объявила о появлении нового «социалистического человека»? Это позабористей старика Ницше будет! Коммунизм построить не получилось, а вот вывести нового человека – будьте любезны, пара пустяков. Прошу любить и жаловать – гомункулус советикус!

За тонированными до чернильной черноты стеклами, призрачно, как во сне, проплывала Лубянская площадь.

– А что с «Детским миром»? – Я ткнул в сторону забора, наскоро сколоченного вокруг горы мусора и битого кирпича. – Кому понадобилось бомбить магазин?

– То асы Каракозова… – усмехнулся Сильвио. – Промазали. В чека метили…

– А этот, – я показал на памятник, – давно вернулся?

– Феликс? Года четыре. Тихон после Прибалтики вконец чокнулся, поставил на Поклонной горе Сталина – не видел? Повыше вашей статуи Свободы будет. Колосс! Тогда, после тех войн, Тихон начал полномасштабную реставрацию советского строя. Как это в рекламе пишут – вкус, знакомый с детства.

– Дичь полная, – буркнул я.

– Именно. Тогда, в совдепии, была идеология. При полной бредовости цели идеологическая база была вполне логичной, и что главное – неимоверно привлекательной. Свобода, равенство, братство, как тебе? Хитрый Энгельс долго голову не ломал, весь его «Манифест» – это ж сплошной плагиат. Иисус Христос, пункт за пунктом.

– Вкус, знакомый с детства, – повторил я невесело. – Улучшенный и в новой упаковке.

– Да-а. Не мы одни попались, полмира экспериментировало…

– Ну да, только у нас эксперимент чуть затянулся.

– Затянулся? Тебе ж, Незлобин, как профессионалу, лучше всех должно быть ясно, что проблема тут не в порочной идее. И не в скверном лидере. Или глупом царе. Ты помнишь, что Бисмарк сказал про социализм? Идея, говорит, очень заманчивая, но слишком рискованная, хорошо бы попробовать на народе, которого не жалко.

– Я как раз пишу работу одну, мне заказали книгу. На примере истории Третьего рейха…