Королеву играет свита - [4]

Самолет тряхнуло, ускорение повлекло тела вперед — самолет коснулся посадочной полосы.

— Я обязательно что-нибудь придумаю, — задумчиво проговорила Лара.

«Я должна сделать все возможное и невозможное для своего народа», — подумала она, и сердце ее испуганно сжалось. Сможет ли она, сумеет ли? Ведь она у власти всего-то какие-нибудь два месяца. И ровно столько же — вдова. У нее нет ни образования, ни опыта. У нее есть только чувство долга и страстное желание сделать что-то полезное для своей разоренной страны.

Лара отстегнула ремень безопасности.

— Вставайте, госпожа президент, вас ждут великие дела! — проговорила она сама себе. Ей предстоит очень трудный день.

Едва «Ил-62» вынырнул из-за туч и, стремительно спускаясь, коснулся посадочной полосы, на поле показались три автомобиля — премьерский «мерседес» и два джипа охраны.

На флагштоке торжественно взметнулся в небо российский «бесик». Рядом трепетал на ветру нгольский красно-черный флаг, на котором был изображен нож-мачете для рубки сахарного тростника, до войны — основного экспортного продукта страны.

Посол Нголы в России, господин Гонсалвиш, седой массивный африканец, закованный в партикулярное серое пальто, заметно волновался. Про нынешнюю главу страны он слышал так много противоречивых мнений, что это внушало ему некоторые опасения. Посол был абсолютно доволен своей должностью и не желал от жизни ничего большего. За время службы в Москве он привык к снежной холодной России, привык к своему дому в уютной тиши Замоскворечья, к размеренной налаженной жизни, тихой и сытной. Ему совершенно не хотелось возвращаться на родину, где сейчас грохотала междоусобная война. Да и зачем ему было возвращаться? Нет, здесь, в России, куда лучше!

За девять лет жизни здесь Гонсалвиш выучился неплохо говорить по-русски, обрусел, полюбил местную кухню (русские блюда он обычно приправлял немыслимым количеством острого перца) и местных людей, внешне суетливых и озабоченных, но внутренне, по своей сути, столь же ленивых, как и африканцы.

Его дети учились в московских вузах, жена умело торговалась на рынке с азербайджанцами в мясных рядах, а сам он очень любил холодным зимним вечером нежиться в жарко натопленной комнате с газетой на коленях и рюмкой дорогого коньяка в руке…

Лайнер торжественно замер, подали трап. Встречающие выстроились вдоль ковровой дорожки. Духовой оркестр застыл в напряжении, готовясь грянуть государственный гимн.

— Божественная Ниночка Николаевна! — нарочито сладко лепетал Макс, мелким бесом подскакивая к предмету своего обожания. — Чудненько, чудненько выглядите, дайте ручку поцеловать… А я с вами обратно на вашем лимузинчике, а? Подбросите, а? Несравненная!

— Не мельтеши! — в сердцах бросила Нина Николаевна назойливому прилипале. Было видно, что она волнуется и старается это скрыть.

— Что знаю, что скажу! — заворковал Макс. — Ирочка-то, Ира…

— Что Ира? — нахмурилась царственная Нина Николаевна.

— Опять с этим… — хихикнул Макс. — Ну с тем, да вы помните… Бедная девочка… Просто котеночек! Мерзавка, опять спуталась… А вот и она!

Нина Николаевна мимоходом оглядела фигуры, спешащие по летному полю, и холодно отвернулась. Ее отношения с младшей дочерью оставляли желать лучшего.

Но все это потом, потом… Сейчас главное — отбыть официальное мероприятие, в которое ее втравили, угрожая именем президента.

Распорядитель, худощавый господин в крупных очках и с красноватым ринитным носом, приблизился, чтобы дать последние наставления.

— Нина Николаевна, все как договаривались… Сначала рукопожатие официальных лиц, потом идете вы… Легкие объятия, можно троекратный поцелуй — это очень по-родственному и очень по-русски. Несколько приветственных слов, улыбка… Далее госпожа Касабланка направляется на деловой обед с президентом, и вы свободны. Прессу мы организовали — только проверенные издания, подконтрольные правительству. Все будет подано без лишней шумихи, мы на всех этапах курируем освещение правительственных визитов.

— Хорошо, только не ждите, чтобы я кинулась ей на шею! — Нина Николаевна окатила распорядителя мрачным взглядом, будто ледяной водой. Но тому от подобных взглядов было ни тепло, ни холодно. Он таких взглядов перевидал на своем веку…

— Конечно нет! Это же не предусмотрено протоколом, — кивнул распорядитель и в ту же секунду незаметно растворился в толпе.

Тем временем хаотически клубящаяся группа людей на летном поле, повинуясь неведомым указаниям, вдруг организовалась нужным образом. Метрах в двадцати возле трапа возвышался премьер-министр с переводчиком, за ним маячила охрана. В спину охране дышал посол Гонсалвиш с супругой, а далее располагалось семейство. Тарабриных со свитой в образе навязчивого Макса. Арьергард встречающих составляли репортеры и операторы, выискивавшие нужный ракурс для съемок.

Тем временем чернокожий стюард на трапе вытянулся во фрунт. Из-за его спины показалась фигура в белом. Это была госпожа президент.

— Костюмчик у нее от Шарля Кастельбажака, не иначе! — Дарья жадно впилась в белую фигуру среди серых пиджаков свиты. — И пальтишко подбито шкурой барса! Наверняка натюрель!