Ирица протянула руку. Она точно знала: рука сейчас уйдет в пустоту. А глаза видели впереди лес, но только глаза. Того леса, что за пустотой, Ирица не чувствовала, как если бы его не было вовсе.
Бересту тоже стало не по себе. Он хмурился, не понимая, что это за беда. Берест взял Ирицу за руку. Местность вокруг показалась ему опасной и враждебной.
— Ну, идем! — окликнул он остальных.
Ирица вместе с ним шагнула сквозь «ничто» в несуществующий лес. На миг ей показалось, что они оба исчезли. Но это чувство тотчас отступило. Лес впереди был настоящий, живой, полный запахов, звуков… а вот леса позади теперь не было. Ирица оглянулась, она испугалась, что их спутники, идущие следом, остались по ту сторону невидимой черты. Но они тоже переступили через нее. Хассем тяжело дышал, Илла трясла головой: у нее звенело в ушах. Энкино вытирал со лба мелкие капельки пота. Купец Ринселл и трое матросов испуганно бормотали:
— Проклятое место!
Чужаки в промокшей грязной одежде остановились, сбившись в кучку. Их было десятеро, всадников, окруживших их, — два десятка. Всадники гарцевали вокруг пеших, а те тревожно оглядывались.
Альхасир уже решил про себя, что пришельцы — люди. В них не было величия высшей расы, на обветренных грубых лицах отражались суетные чувства — недоумение и испуг. Косматый чужак необычайного роста обнял черноволосую девушку и заслонял ее от всадников собой, следя за ними с выражением угрюмого цепного пса. Альхасир, чуть наклоняясь к луке седла, подъехал к ним совсем близко. Его тонкие губы кривила вызывающая усмешка.
Плотный, рыжий человек с бегающими глазами испуганно пятился. Он не понравился одному из всадников, и тот нарочно его теснил. Светловолосый парень с обросшим молодой бородкой лицом стоял неподвижно, не отшатываясь от наезжающих всадников, и те заметили его: этот держится смело.
Пришельцы говорили на чужом языке, но отдельные слова оказывались Альхасиру понятны, и он улавливал смысл. Они восклицали: кто вы? что это за место? кто здесь правит? Но ни Альхасир, ни другие всадники не отвечали. Низкорожденным не позволено задавать вопросы воинам. Только когда чужаки умолкли, к ним обратился предводитель всадников.
— Вы люди? — спросил он того молодого, что не пятился от лошадей и, казалось, готов был схватить коня под уздцы, если на него наедут.
Рыжий человек с тревогой прибавил:
— Что это за город? Годеринг? Вельдерн?
Альхасир усмехнулся. Чужаки вели себя, как рабы. Неужели не видят, что им никто не собирается отвечать? Зачем же спрашивают опять и опять? Чтобы их лишний раз унизили? Он щелкнул в воздухе плетью.
— Эй, эй! — хриплым, низким голосом прикрикнул на него чернобородый. — Мы пять дней в дороге, да неделю на корабле, да бурей нас потрепало. Ты нас не обижай!
«Они из-за моря? — подумал Альхасир, поняв слово „корабль“: о кораблях он знал из преданий. — Но ведь море — это вымысел древних?».
— Откуда вы явились? — властно продолжал предводитель воинов.
Он был, точно так же как и прочие всадники, одет в короткую простую кольчугу, без знаков особой власти. Только на ремешке вокруг головы предводитель носил крупный, вставленный в золотую оправу бриллиант.
Стал отвечать все тот же чернобородый. Казалось, он лучше других понимает здешний язык.
— Мы из Анвардена, — ответил он. — Нам нужна помощь. Купец заплатит. Вот, это купец Ринселл из Анвардена. Он может продать у вас груз. На корабле ткани, овечья шерсть и хорошее вино.
Что такое купец, Альхасир не знал.
— Те из вас, что рабы, пусть станут на колени, — сурово приказал предводитель. — Я желаю говорить с господином.
— Я сам по себе. И эти ребята тоже сами по себе, — ответил чернобородый. — Мы свободные.
Альхасиру стало весело. Он сдержался, чтобы не рассмеяться вслух. Неужели вправду где-то «за морем» случилось, что высшая раса покинула те края и оставила людей жить, как сумеют? И это — кучка бывших рабов из далеких земель, как видно, разучившаяся даже рабским добродетелям послушания?
— Тебя что, не учили, как ты должен говорить с высшим? — Альхасир бросил на чернобородого седого человека, отвечавшего за других, надменный и грозный взгляд.
Молодой воин желал испытать силу своего взгляда: приведет ли он низкорожденного в трепет?
— Что ты на меня бранишься? — сдвинул брови чужак. — Мы нездешние. Если что не так сделали — хорошо бы терпение иметь. Путника обидеть легко, а если ты, парень, хочешь говорить с воином, так говори со мной: я два десятка лет был на службе.
Альхасир поднял седельный арбалет. Он подумал, что, если убить этого раба, с остальными будет меньше хлопот. Этот слишком разговорчивый и держится запанибрата, вдобавок хромой и седой.
Альхасир спустил тетиву. Лицо чернобородого раба сделалось удивленным, когда маленькая арбалетная стрелка пробила ему грудь. Он тихо охнул и, как большой раненый зверь, стал опускаться: сперва медленно осел на колени, потом оперся о землю рукой и уронил голову на грудь.
Воскликнув «Зоран!» девушка, стоявшая возле него, обхватила его за плечи.
— Вот что такое щенку-то — оружие в руки, — вдруг глухо произнес тот. — Не умел держать арбалет и убил человека…
