Королевское чудовище - [27]

Глава восьмая

Кансрел часто пускал Файер в свои мысли, чтобы она тренировалась манипулировать людьми. Он настаивал, что этому нужно выучиться, и Файер повиновалась, хоть каждый раз и был словно кошмар наяву.

Она слышала рассказы о рыбаках Зимнего моря, которым приходилось сражаться не на жизнь, а на смерть с морскими чудовищами. Разум Кансрела был холоден, скользок и прожорлив, словно чудовищный угорь. Всякий раз, касаясь его, она чувствовала, как липкие кольца смыкаются вокруг нее и тянут под воду, и отчаянно боролась: сначала просто чтобы овладеть им, потом — превратить во что-нибудь мягкое и теплое. В котенка. Или младенца.

На то, чтобы согреть разум Кансрела, уходило страшное количество энергии. И еще — спокойствия, чтобы утихомирить безудержную жажду. После этого она начинала изо всех сил давить на его сущность, чтобы заронить в нем мысли, которые сами ни за что не пришли бы ему в голову. Жалость к пойманному зверьку. Уважение к женщине. Удовлетворение. Она тратила на это все силы. Его жестокий, верткий разум не желал меняться.

Кансрел никогда не признавался, но Файер была уверена, что он больше, чем любым дурманящим зельем, наслаждался теми мгновениями, когда она, овладев его разумом, внушала ему умиротворение. Острые ощущения Кансрелу приелись, а вот довольства он не знал, и без ее помощи никогда не узнал бы. Теплота и нежность были ему едва знакомы. Он никогда, ни разу в жизни не отказал Файер, когда она просила разрешения войти в его мысли. Кансрел доверял ей, потому что знал, что она никогда не использует силы со злым умыслом — только во благо.

Но он не учел того, как расплывчата грань, отделяющая добро от зла.

Сегодня путь в разум Арчера был ей закрыт. Он заперся от нее. Не то чтобы это было важно — она никогда не пыталась манипулировать его мыслями, только прощупывала почву, но сегодня его почва ее совершенно не интересовала. Файер не имела намерения извиняться и уж точно не собиралась изображать виноватую в ссоре, которую ему так хотелось затеять. Не нужно далеко ходить, чтобы найти, в чем обвинить его самого. Например, в снисходительности. Деспотизме. Упрямстве.

Они сидели за квадратным столом вместе с Роэн и несколькими ее разведчиками и обсуждали таинственного лучника на землях Файер, тех, кого он убил, и чужака в королевских покоях, которого Фанер почувствовала вчера.

— Вокруг полно шпионов, и лучников тоже Полно, — говорил начальник разведки Роэн, — хотя таких искусных, как этот, и немного. У лордов Гентиана и Мидогга есть целые эскадроны лучников. А еще некоторые из искуснейших стрелков королевства промышляют контрабандой зверей.

Да, об этом Файер помнила. Каттер вечно хвастался своими лучниками. Именно так он и добывал товар — стрелами, смазанными сонным зельем.

— Хорошие лучники есть и среди пиккийцев, — добавил другой разведчик. — Знаю, мы привыкли думать, что они глуповаты и ограниченны и занимаются только своими лодками и рыбой, да еще иногда грабят наши приграничные города, но они осознают ситуацию в стране. Пиккийцы не дураки, и король им мешает. Все эти тридцать лет их держат в бедности только наши законы и торговые ограничения.

— Сестра Мидогга, Маргда, недавно вышла за пиккийца, — заметила Роэн, — он исследует восточные моря. Еще есть основания полагать, что Мидогг недавно начал нанимать пиккийцев в свое войско. И они идут к нему охотно.

Файер эта новость поразила и обеспокоила.

— Сколько у Мидогга воинов?

— По-прежнему меньше, чем в королевском войске, — твердо ответила Роэн. — Мидогг сказал мне лично, что у него как минимум двадцать пять тысяч воинов, но наши разведчики в его землях на северо-востоке сообщают, что их около двадцати тысяч. У Бригана двадцать тысяч только в четырех патрулирующих подразделениях, да еще пять — во вспомогательных войсках.

— А у Гентиана?

— Точно не знаем. Самая правдоподобная догадка — десять тысяч, живут в пещерах под Крылатой рекой, недалеко от его поместья.

— Какими бы ни были числа, — вмешался начальник разведки, — лучники и шпионы есть у всех. Ваш чужак мог работать на кого угодно. Если оставите нам стрелы, возможно, мы сможем вычеркнуть какие-то из вариантов или, по крайней мере, найдем, где эти стрелы изготовили. Но буду откровенен: слишком надеяться не стоит. Маловато данных.

— А тот, кого убили в клетке, — снова вступила Роэн, — которого вы называете браконьером, он ничем не выдал своего замысла? Даже тебе, Файер?

— Его мысли были пусты, — ответила Файер. — Ни зла, ни добра не замышлял. Он показался мне простаком, чьим-то орудием.

— А тот, кто забрался в королевские покои? Он был таким же?

— Нет. Конечно, он мог работать на кого-то, но разум его был полон мыслей о цели. И вины. Он беспокоился за себя.

— Нэш сказал, что в его вещах рылись, — сообщила Роэн, — но ничего не пропало. Мы подумали, что грабитель искал письма, которые я в отсутствие Нэша ношу с собой — к счастью. Шпион… но чей? Файер, ты смогла бы узнать его, если бы он снова тебе попался?

— Смогла бы. В замке его сейчас нет. Возможно, сбежал под прикрытием Третьего.

— Мы потратили впустую целый день, — проворчал начальник разведки. — Могли бы с вашей помощью найти его вчера и допросить.