Королевский куттер - [29]

— Благодаря тому, что я настоял на взятии приза?

— Именно так.

Гриффитс внимательно посмотрел на подчиненного. На лице последнего он не мог разглядеть отражения своей собственной радости, и ему стало обидно, что такой редкий момент триумфа оказался подпорчен. Охваченный раздражением, он приписал недостаток энтузиазма Дринкуотера прозаическим мотивам.

— Черт, мистер Дринкуотер, не хотите ли вы сказать, что раз я в тот момент болел, вам полагается капитанская доля?

Тон Гриффитса сделался жестким, лицо пошло красными пятнами. Погруженный в свои мысли Натаниэль сообразил вдруг, что его поняли совершенно превратно.

— Что вы, сэр? Боже правый, вовсе нет! Честью клянусь, сэр… — Дринкуотер окончательно вышел из своей задумчивости. — Нет, сэр, я просто вспомнил о тех бумагах и картах, которые нашел на люггере.

Гриффитс посерьезнел.

— Я отослал их лорду Дангарту. Учитывая обстоятельства, я решил не передавать их Уоррену. А почему вы спрашиваете?

— Ну, сэр, — вздохнул молодой человек, — поначалу это было только подозрение. Доказательство настолько зыбкое, что… — он смущенно осекся.

— Бах, продолжайте! Если что-то беспокоит вас, лучше выложить все начистоту!

— Хорошо. Среди бумаг оказалось личное письмо. Я не передал его вам, хотя должен был, сэр. Сам не знаю почему, но было в нем нечто, что пробудило во мне подозрения…

— Какие же? — спросил Гриффитс тихо, но настойчиво.

— Я нашел в нем прядь волос, сэр, каштановых волос, и… — Натаниэль почувствовал себя идиотом, и все это как-то сразу показалось ему пустяком, не стоящим внимания. — Проклятье, сэр! Мне пришла в голову мысль, что человек с люггера, которого мы считаем своего рода французским агентом, связан каким-то образом с той женщиной с каштановыми волосами, что мы подобрали у Бобиньи.

— Что Ортанс Монтолон как-то связана с Сантона?

Дринкуотер кивнул.

— А что с письмом?

Юноша смущенно закашлялся.

— Письмо у меня, сэр. Я взял его домой, Элизабет перевела написанное. Ей это все очень не нравилось, но я настоял.

— И что оно сообщило вам, это письмо?

— Только что его автор и Сантона являются любовниками, — Гриффитс вопросительно вскинул бровь и Дринкуотер сглотнул. — И что написано оно было с целью сообщить получателю о устранении в Лондоне некоего мешающего им обоим препятствия. Автора, похоже, сильно заботило, чтобы все следующие из этого обстоятельства выводы были сообщены в письме, и что оные, в некотором роде, серьезно меняют дело…

— Кто автор письма?

Дринкуотер потер шрам.

— Только одна буква, сэр: «О», — запнувшись, ответил он.

— И вы сказали, что они являются любовниками?

Натаниэль нахмурился.

— Да, сэр. Дата на письме совсем свежая, но адреса нет.

— Значит, если вы правы, и письмо от женщины, которая живет сейчас в Англии, то значит, она до последнего состояла в переписке с Сантона?

— Письмо подразумевает близкие отношения, сэр.

Гриффитс с трудом сдержал улыбку. Зная Элизабет, он представил себе картину, как та излагает содержание письма в подобных терминах.

— Ясно, — протянул капитан. — А откуда такая уверенность, что эта мисс «О» и есть та самая молодая дама, которую мы забрали у Бобиньи, и что имеется в виду под «мешающим им обоим препятствием»?

Этого вопроса Дринкуотер и боялся, но отступать было уже некуда, да и интерес Гриффитса подбодрил его.

— Уверенности нет, сэр. Это скорее ощущение, зародившееся во мне уже давно… Я хочу сказать, что хотя французский мой весьма плох, сэр, и ограничивается несколькими общими фразами, но какое-то чутье подсказало мне, что той ночью она не хотела уплывать с нами… Что ее вынудили. Помню, как она стола в шлюпке, когда мы отвалили от берега и французы открыли огонь. Девушка кричала что-то вроде: «Не стреляйте, я ваш друг, друг!». — Натаниэль старался освежить в памяти воспоминания о той ночи. — Трудно сказать еще что-либо, сэр, мы все так устали тогда.

Он замолчал, готовясь увидеть на лице Гриффитса выражение презрительного разочарования. Пожилой человек был, казалось, погружен в свои мысли.

— Что до «препятствия», сэр, — продолжил Дринкуотер, — Могу лишь предположить, что речь шла о де Токвилле… — Он прочистил горло и закончил уже окрепшим голосом. — Говоря по правде, сэр, все это весьма смутно, и я должен попросить у вас прощения за то письмо.

Ладони Натаниэля сделались влажными, но ему стало легче, когда он покончил с признанием.

Гриффитс махнул рукой.

— Бах, не стоит извиняться. В том, что вы говорите, возможно, кое-что есть. Когда мы упомянули про Монтолонов и Бобиньи в беседе с майором Брауном, с ним что-то произошло. Затрудняюсь сказать, что именно, но мне кажется, капитан Сантона не только отважный офицер, но и человек, имеющий определенное влияние на французских политиков. — Он помолчал. — Меня всегда занимала мысль: почему наша перестрелка у Бобиньи не вызвала никаких последствий? Можно сказать, историю замяли. — Гриффитс вскинул бровь. — Но пару недель спустя, в случае с «Чайлдерсом» Барлоу, французы оказались совсем не так терпимы…

— Меня это тоже удивляло, сэр.

— Значит, мы с вами придерживаемся одного мнения, мистер Дринкуотер, — улыбнулся Гриффитс, закрывая тему.