Королевский двор Франции в эпоху Возрождения - [11]

.

Таким образом, французские историки 1970-х — 1980-х гг. заострили свое внимание на институте двора скорее как социальном и культурном феномене, поставив его в контекст истории сословий, монархических учреждений или тесно увязав с биографиями главных персонажей периода Старого порядка. Параллельно начала активно проявлять себя школа американских историков-церемониалистов, которые, не без оглядки на «Два тела короля» Э. Канторовича (1957) с учетом его анализа культа мистического тела монарха, начали активно исследовать церемониальное поле французской монархии[61]. Работы Ричарда Джаксона «Да здравствует король! История коронационной церемонии во Франции от Карла V до Карла X» (1984) и Ральфа Гизи «Королевская погребальная церемония в Ренессансной Франции» (1960), показали, что четыре главные государственные церемонии — похороны монарха, помазание на царство и коронация, торжественный въезд короля и заседание в Парижском парламенте с его участием, являлись основными церемониальными и символическими формами для представления обоих тел короля, мистического/политического и смертного, сложившись именно в конце средневековой эпохи[62].

Надо сказать, французская историография сдержанно отреагировала на появление этих американских работ: труд Э. Канторовича появился во французском переводе только в 1989 г., а Р. Гизи — в 1987 г. Известный французский историк Робер Десимон справедливо замечал в своих ответных работах, что «французская историография пребывает в состоянии определенного дискомфорта перед американской», претендующей на исключительную точку зрения и идейное родство с выводами Э. Канторовича. Он обратил внимание, что уже в «Королях-чудотворцах» М. Блока многие вопросы, в том числе о двух телах короля, были уже поставлены, равно как предложены их интерпретации. Критикуя тезисы о церемониальных истоках французской монархии, Р. Десимон указал, например, что помимо литургического и правового начала в них явственно присутствует и светское-городское, причем, сформировавшееся отнюдь не в куриальном поле. Он настаивает, в частности, что это светское начало во многом лежит в области торжественных муниципальных церемоний и процессий, известных с классического Средневековья[63].

Чуть запоздалый ответ французских историков 1990-х — 2000-х гг. был, тем не менее, вполне весомым, поскольку, вслед за Р. Десимоном, появился целый ряд работ об особенностях королевского церемониала XVI–XVIII вв., посвященных изучению церемониальных норм как выражения французской идентичности[64]. Фанни Козандей, во многом согласившись с Ральфом Гизи, вместе с тем отметила особенности политической составляющей церемониальной преемственности Валуа и Бурбонов, наивысшим выражением которого стало превращение любого придворного действия с участием короля в акт государственного значения[65]. Иные исследования касались разработки тематики, связанной с церемониями коронации короля и королевы, различными представительными и праздничными шествиями, королевской символикой, и пр.[66]. Мишель Фожель также обратила внимание на генезис раннеабсолютистского государства и его двора, происходивший в тесной связи с циркулированием политических, правовых и теологических текстов, востребованных обществом Старого порядка[67]. Тем не менее, в этих работах собственно куриальные церемонии при этом оставались за кадром, оттененные изучением значимых мероприятий общегосударственного масштаба.

Впервые эти церемонии вышли на первый план в качестве одного из предметов изучения в книге «Двор Франции в XVI веке. Социальная жизнь и архитектура» (2002), известного специалиста по истории архитектуры периода Ренессанса Моник Шатене. Изучая королевские резиденции — замки и дворцы XVI в., равно как отели и дома высшей знати, группировавшейся подле монарха, опираясь на архивные документы, отражающие планировку внутренних помещений, практически не сохранившейся до нашего времени, М. Шатене впервые смогла воочию представить, каким образом происходило размещение двора при многочисленных переездах, и реконструировала церемониальные возможности каждой резиденции в пространственном отношении. Так, она доказала, что торжественный куриальный церемониал, учрежденный Генрихом III в 1585 г., мог быть исполняем только в пространстве Лувра, и нигде более, поскольку ни одна из королевских резиденций не была рассчитана на большое количество придворных. Также она смогла связать появление новых функциональных помещений в королевских резиденциях с усложняющейся системой социальной и должностной иерархии, где каждому лицу, обладающему определенным рангом, соответствовало конкретное местоположение во время публичных церемоний с участием короля[68].

Исследования М. Шатене совпали по времени с активным интересом западного исторического сообщества к истории отдельных аристократических кланов и феномену фаворитизма. Работы профессора Парижского университета — Сорбонны Никола Ле Ру, в частности, книга «Фавор короля. Миньоны и придворные во времена последних Валуа (1547–1589)» (2000) показали механизм складывания ближайшего королевского окружения и формирования «