Королевская семья - [19]

Имея хоть какое-то представление о Стелле, можно предположить, что же за идеалы и принципы были у тех, кто ей восхищался и посвятил себя её памяти. В первую очередь, задачей каждого, вступившего в орден, было узнать — что случилось со Стеллой и как закончилась её жизнь, если, конечно, закончилась… находились и такие, кто верил, что ей уже сто двадцать четыре года, а она, по-прежнему, жива, здорова и красива. Рыцари и кавалеры стремились отыскать, найти хоть какую-нибудь зацепку, связанную с таинственным исчезновением. Разумеется, ни у кого ничего так и не вышло…

Соответственно своему кумиру они искали себе и девушек, вернее будет сказать женщин. Им не нравились невинные и наивные души, которые трепетали от поцелуев и присутствия молодого человека. Такие недотроги казались тоскливыми и унылыми, вызывали чувство разочарования. Честь девушки заключалась в совершено ином понятии, нежели у обычных людей. Это был символ свободолюбия, самостоятельности и независимости. Если в особе не было непокорной индивидуальности, стремительности и рискованности, она навивала сон. Одно время рыцари пытались жениться на какой-либо родственнице Стеллы, её потомках (одних внуков и внучек у неё было одиннадцать, а правнуков чуть ли не в пять раз больше!), но потом поняли, что это будет затруднительно и стали выбирать схожих по характеру, внешнему виду, поведению.

Робин Второй, сын основателя ордена и дед Беллоны, похитил родную внучку Стеллы — Викторию Мери эл Рой. Она была похожа на бабушку, очень сильно, и король любил свою супругу, но все его друзья замечали, что она скованная и слишком скучная, недостойная своей прародительницы. Однако такие разговоры пресекались. Все знали, как бережно Робин относится к семье, и не терпел каких-либо сплетен или оговорок в её сторону. Но ему и самому иногда хотелось, чтобы сходство Виктории и Стеллы было не только внешним. Конечно, импульсивности женщине не хватало, но неинтересной её назвать было нельзя, в крайнем случае не темпераментной и сдержанной. Это не было недостатком для тех, кто не был одержим идеей ордена. Робин к таким не принадлежал, но ему было интересно продолжить дело отца, хоть от этого и страдало самомнение его матери — Роксаны, прожившей с человеком, всегда сравнивающим всех женщин с первой любовью.

Итак, наконец-то разобравшись в некоторых сторонах происходящего, можно продолжить рассказ о Сержио о'Лермоне.

Он не был полным приверженцем всех принципов ордена, но ему была притягательна его лирическая сторона — нахождение идеала для себя и поклонение столь чудесному образу. Ему не нравились брюнетки (Стелла была именно жгучей брюнеткой, хоть и окрашивала волосы в каштановый или малиновый оттенок), в отличие от его товарищей, резкие и раскованные девушки, нет. Он предпочитал естественность и простоту, сочетание природной дикости и взращенной сдержанности. Проще говоря, поведение, которое было наигранно или выжато из себя, Сержио раздражало и иногда приводило в гнев. Юноша явно различал ложь и лицемерие от искренности и правды. Защитник и борец за честность. Хранитель традиций рыцарей, которые сражались за прекрасную даму сердца. Вот такой герой-романтик, который немного не вписывался в круг своих друзей, хотя и их принципы казались ему приемлемыми. Духовность — это одно, а физиология требовала своего, способствуя схождению с верного пути. Молодость захлёстывала своей бурностью и пышущей жизнью, разворачивая в сторону чисто материальных благ и удовольствий.

Сториан ценил Сержио, за талантливость, горячность, стремительность. Его безукоризненно благородный нрав иногда ставил на место даже принца, в принципе привыкшего к своевольному поведению. Но вся компания упорно занималась расшатыванием устоев маркиза, чему тот медленно и верно поддавался. Причём он не называл это дурным влиянием, а лишь дружеской поддержкой.

В разгаре веселья, сквозь хмельные пары и угар дыма от сигарет, Робин обратился к Сержио:

— Послушай, почему ты сегодня, как никогда, молчалив. Обычно из тебя легче выбить хотя бы пару слов, точнее, их из тебя всегда выбивать не нужно, поскольку ты у нас не робкого десятка, чтобы сидеть скиснув…

— Робин, я не знаю, что тебе ответить. Мне сейчас кажется, будто текст кончился, и мысли закрылись в моей голове на замок.

Более трезвый, нежели принц, маркиз ещё мог связно составлять фразы, но вот до Робина они доходили с трудом. Фактически проигнорировав ответ друга, он продолжал дальше.

— Не будь таким хмурым, поделись своими печалями с нами. Расскажи о своих тревогах.

— Да, начни откровения, дабы мы смогли понять, о чём твои тяжкие думы, — подключился Сториан. Все громко засмеялись.

— Собственно ни в чём. Перестаньте приставать, я не хочу говорить сейчас.

Он крепче сжал в руках кружку с тёмным пивом и пригвоздил свои глаза к таящей по его стенкам пене. Поглаживая холодное стекло правой рукой, юноша стучал по дубовому столу пальцами левой. На столе была постелена чистая тёмно-синяя скатерть с кипельно белыми оборками по краям. Хоть они и не вписывались в стиль всей обстановки, довольно вульгарной, тяжёлой и кабацкой, хозяйка считала, что они показатель чистоты и не соглашалась убрать ненужную деталь.