Королевская примула - [67]

В молодости, когда он служил в Петербурге в уланском полку, цыганка нагадала ему по трем ромбикам на горизонтальной линии левой ладони, что у него будет трое детей, он рассмеялся и щедро одарил гадалку, не придав значения ее словам, но, когда у него родился третий мальчишка, стал фаталистом. Старшего сына он послал в офицеры, хотя тот хотел выучиться на юриста, среднего заставил стать юристом, хотя тот мечтал о карьере врача, но потом, устав от поединков с двумя старшими детьми, сказал младшему; «Стань кем хочешь, вот тебе пятьсот рублей, встретимся через пять лет, пиши, не забывай».

Младшего сына звали Автандилом, он явился к отцу через полгода и, показав на девушку, скромно стоявшую у двери и прикрывавшую черным платком половину лица, сказал:

— Благослови, отец, я привел к тебе невесту.

«Бог мой, как стройна и красива, — подумал старый рубака, а потом в рубаке заговорил отец и, признав с первого взгляда в девушке иноземку, забеспокоился; — Не всякой женщине дано постичь характер грузина… Принесет ли сыну счастье эта девушка, воспитанная в иных обычаях?»

— Где ты нашел ее?

— Украл.

— Сумасшедший, я разговариваю с тобой серьезно. Где ты взял ее?

— Ее хотели отдать за другого. Я украл ее. Ты видишь, она не плачет и не жалуется на судьбу. Она просто ждет, когда ты позовешь ее и поцелуешь. Ее зовут Солмаз.

— Подойди ко мне, дочь, — сказал слегка дрогнувшим голосом Зураб Халваши. Пока девушка несмелым шагом приближалась к нему, он подумал, что и сам в дни молодости пошел бы хоть на край света ради такой.

Девушка подошла и сказала по-грузински:

— Не сердитесь на меня. Я знаю, виновата. Но виновна только в том, что люблю Автандила.

— Где же ты научилась грузинскому?

— А я выросла в Тифлисе. — И девушка назвала улицу, на которой жили известные азербайджанские семьи.

— Ты играешь на сазе? — спросил Халваши.

— Немного.

Халваши больше всего на свете любил игру на сазе, теперь ему оставалось убедиться еще в одном достоинстве девушки, входившей в его дом, он попросил:

— Дай, пожалуйста, твою левую руку.

Солмаз несмело протянула ее, отец повернул руку ладонью вверх, и по широкому лицу его разлилась улыбка.

Великий фаталист Халваши заключил, что Солмаз принесет ему четырех внуков.

— Да, кстати, гм… гм… твои родители знают Автандила?

— Мама знает.

— А папа, папа знает?

— Узнает, — спокойно ответила Солмаз.

— Что говоришь? Как это узнает? От кого узнает, когда? Зачем отца обижаешь, почему не сказала, что он тебе плохого сделал?

— Он сам украл мою маму и не должен сердиться на Автандила.

В тот же день Халваши, прихватив с собой нескольких друзей из наиболее достойных родов, направился на переговоры с отцом Солмаз.

О чем говорили два родителя за стеной, не знал никто, даже самые близкие друзья Халваши.

Только часа через три отец Солмаз, дернув за шнур, вызвал прислугу и попросил принести шербет, медовый напиток на лимоне. Это было хорошим признаком.

…Шли годы, но у Автандила и Солмаз не было детей, старый Халваши с грустью убеждался, что все же бывают отклонения от предсказаний, записанных на левой руке. В 1894 году Автандил повез жену на азербайджанский грязевый курорт Нафталан, где один предприимчивый немец наладил производство маленьких брикетов из чудодейственной грязи (позже эти брикеты находили в ранцах пленных японских солдат). Через три недели супруги вернулись в Тифлис, и однажды (Солмаз в это время было около тридцати) Автандил услышал от жены то, что много раз слышал в сладких снах:

— Кажется, к нам кто-то хочет прийти.

Солмаз сказала об этом утром после бессонной ночи, после долгих сомнений — говорить или не говорить, а вдруг ошиблась. Автандил вскочил с кровати и, как был, босиком, в длинной немецкой ночной рубашке, бросился к Солмаз, подхватил ее и целовал, и носил по комнате, и не знал, кому сказать о своей радости. Его истосковавшаяся по ребенку душа, вспыхнувшее вдруг новое, неведомое ранее чувство к жене, нежность, тревога, благодарность — все это слилось в торжественном радостном выкрике:

— Роди мне мальчишку и проси, что хочешь! Роди мальчишку и дай ему имя, какое хочешь! Роди мальчишку, и я буду твоим рабом до конца жизни, не опечалю никогда, не обману, слышишь, клянусь, никогда, ни мыслью, ни словом не обману, попроси своего бога, и я попрошу!..

Солмаз родила мальчика. Автандил сдержал слово. Мать пожелала назвать сына Керимом.

Рос мальчишка среди людей, спокойных, доверявших друг другу. Его холили, но не баловали, уступали в малом, но в серьезном умели настоять на своем. Он рано научился читать — по-грузински, по-русски, а чуть позже и по-азербайджански, постигая с помощью родных матери тайны арабской вязи. Оказалось, что у мальчишки хорошая память, ему легко давались языки и счет. В гимназии он был и младше, и смышленее одноклассников.

В те годы развился его интерес к языкам, и после окончания гимназии он уговорил отца отвезти его в Москву. Он не сразу сказал отцу, что хочет попробовать себя на экзамене в Московский университет, отец сделал бы все возможное, чтобы отговорить сына. Знал Керим, какой трудной будет для отца разлука с ним. И все же сказал, как бы между прочим, что еще давно послал прошение о допуске к вступительным экзаменам и такое разрешение получил.