– Все было совсем по-другому! Он просто… отнесся ко мне по-дружески.
– Еще бы! – прозвучал презрительный комментарий.
– Джанферро, пожалуйста, перестань.
Но ревнивого мужа не так-то просто остановить, особенно когда его несет, словно автомобиль без тормозов.
– Так, значит, ты не отрицаешь, что после каждого занятия задерживалась, чтобы остаться с ним наедине? – продолжал он допрашивать Милли, буравя ее взглядом.
– Зависит от того, как посмотреть. Но в любом случае это вовсе не означает, что…
– Только ты и он? И больше никого рядом не было?
Начни Миллисента отрицать этот факт, ее моментально уличили бы во лжи – ведь Джанферро наверняка уже успел допросить телохранителя.
– Ну, да, так. Но ведь ничего не произошло.
– Пока.
– Как ты смеешь?
– Нет, Милли, – мрачно возразил супруг. – Как ты смеешь? Как ты можешь поступать так безрассудно, так наивно?
– А разве не поэтому ты на мне женился? – парировала она. – Мне казалось, именно этим я тебе и понравилась!
Муж уже начинал ей верить, но не собирался мириться с подобным поведением.
– Тебе лучше сесть, – мрачно произнес он.
– Я не хочу садиться. В особенности когда со мною обращаются как с непослушным ребенком.
– А ты не подумала о том, что люди уже начали обсуждать твою историю? Разве ты не знаешь, как быстро распространяются сплетни, особенно когда они касаются знаменитостей?
– Как же быстро ты веришь этим глупым домыслам!
– Тогда докажи, что они безосновательны.
Оправдываться, будучи совершенно невиновной? А может, лучше рассказать ревнивому супругу, почему Оливьеро стал для нее необходим, как глоток свежего воздуха после сухой официальной атмосферы дворца?
– Он помог мне почувствовать себя собой.
– Только не надо говорить загадками. Выражайся конкретнее.
– Понимаешь, он видит во мне обыкновенного человека, просто Милли, а не королеву Мардивино. Поначалу он даже не понял, с кем имеет дело.
– Нет, ты в самом деле наивна. Разумеется, не понять было невозможно! Да весь класс знал правду. Или, возможно, ты считаешь, что кто-то не заметил королевский герб на твоей машине? А также присутствия телохранителя у дверей аудитории и супруги британского посла на занятии? Не говоря уже о том, что люди не могли не узнать тебя по фотографиям.
– Даже если они все знали с самого начала, что это меняет? На их отношении ко мне мой статус никак не отразился.
– Какая же ты глупышка, Милли! А от кого, по-твоему, я все узнал?
Она потрясенно смотрела на мужа.
– От телохранителя, наверное.
– Вовсе нет! Итальянец сам поведал об этом! – резко выпалил он. – Через газету! Он предлагал свою историю разным изданиям, ища, кто больше заплатит!
– Но ведь истории никакой не было! – продолжала возмущаться Миллисента.
В ее глазах отражалась неподдельная боль, и Джанферро испытал угрызения совести, ведь ему предстояло раскрыть любимой всю правду.
– Возможно, ты права, – произнес он суровым тоном. – Однако даже то, что все-таки было, весьма заинтересовало главного редактора, а именно «интимная дружба, возникшая в процессе…»
Миллисента обессилено прикрыла глаза ладонями.
– Дружба? Да, допустим, но интимная? Хотя это можно назвать и так, если человек дает тебе почувствовать то, чего лишают другие.
Муж вздрогнул, поняв, что камень направлен прежде всего в его огород, и тихо спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– С ним я была… как все, понимаешь?
– Но ты не можешь себе позволить быть как все, Милли. И ты никогда не была такой.
Это напоминало разговор со взрослым, который объясняет, что Дед Мороз на самом деле не существует – печальное, но неизбежное открытие, символизирующее прощание с детством. Миллисента понимала, что Джанферро прав, и радости жизни обыкновенного человека, которым может свободно гулять по улицам, остались за гранью того дня, когда она произнесла клятву супружеской верности. Из глаз девушки полились слезы.
– Какая же я глупая, – горько прошептала она.
Как ни странно, разочарование любимой тронуло мужа сильнее, чем ее рыдания. Он поднял Милли на ноги, обнял ее и крепко прижал к себе. Она неловко льнула к нему, как потерянный щенок, и это было такое новое и непривычное ощущение для Джанферро – утешать плачущую женщину, просто дарить ласку, не пытаясь при этом соблазнить. Он начал медленно гладить жену по волосам, чувствуя, как она постепенно успокаивается.
– Ты считаешь, что я недостаточно уделяю тебе внимания? – тихо произнес король.
– Понимаешь, Джанферро, большую часть дня ты работаешь, от тебя зависят многие важные решения, и я не хочу становиться обузой, отнимая твое драгоценное время.
– А что, если я оставлю специальное окно в своем расписании встреч, скажем, раз в неделю? И тогда у нас с тобою появится возможность вместе поужинать.
Даже в этом случае они не остались бы совершенно одни, – подумала Миллисента. Рядом постоянно будут сновать слуги, а за дверью поджидать помощники с документами. Однако муж сделал серьезный шаг навстречу. Разве такой жест доброй воли не заслуживает поощрения?
– Прекрасная идея!
Джанферро озабоченно нахмурился. Он надеялся своим предложением слегка смягчить удар, который еще только собирался нанести.
– Но теперь ты понимаешь, что занятия итальянским придется прекратить? И ты не сможешь больше дружить с этим человеком.
