Бывали моменты – как теперь, например, – когда слова любимого пугали Миллисенту. В них слышался скрытый намек на его бурное прошлое и ее собственную неискушенность. Она понимала, что нельзя изображать из себя маленького послушного щенка в руках умелого дрессировщика.
– Довольно разговоров, – настойчиво произнесла девушка. – Лучше поцелуй меня. И обними покрепче.
Контраст между неопытностью возлюбленной и ее страстностью возбуждал Джанферро невероятным образом. Слегка наклонив голову, он прильнул к губам Милли долгим поцелуем, о котором так давно мечтал.
Губы Милли сами раскрылись под мощным напором, как цветок под лучами солнца, а нежный маленький язычок неосознанно пустился в захватывающее путешествие по ранее запретной территории.
Джанферро осторожно скользнул ладонями по груди девушки, чувствуя, как мягкие купола мгновенно напряглись, а соски заострились. Он стал поглаживать эти трепещущие кончики сквозь ткань платья. Ее робкие стоны наслаждения ласкали слух лучше самой – прекрасной музыки, поэтому принцу стоило немало усилий, чтобы удержаться и не сорвать платье с возлюбленной. Но он вовремя остановил себя. Первый раз особенно важен – ведь именно тогда закладывается отношение к сексу на всю жизнь. Они оба так долго ждали, их терпение заслуживает более высокой награды, чем можно получить теперь.
Принц провел ладонями по узким бедрам Милли. Она вздрогнула, и это заставило его улыбнуться ленивой улыбкой привыкшего к победам сексуального хищника.
А Миллисента уже не могла ни говорить, ни даже думать: ее сердце бешено стучало в груди, а тело готово было расплавиться от неописуемого, ни с чем не сравнимого восторга.
Уверенным, привычным движением Джанферро снял с любимой нежно-розовый наряд и отбросил его в сторону. Затем отодвинулся немного назад и смерил ее оценивающим взглядом знатока, осматривающего дорогую картину.
Оставшись в одном полупрозрачном кружевном белье, Милли, к собственному удивлению, не испытала ни малейшего стыда. Напротив, глядя в потемневшие от страсти глаза мужа, она почувствовала неведомое ранее наслаждение своею властью над ним.
Когда-то давно инстинкт помог Миллисенте стать бесстрашной и опытной наездницей – теперь ей предстояло также интуитивно научиться искусству любви. Она приподняла волосы с обеих сторон, словно собирая копны золотистой пшеницы, при этом слегка качнула бедрами и расправила плечи, отчего грудь в кружевах бюстгальтера стала еще более соблазнительной. Джанферро судорожно выдохнул:
– Ты прекрасна. Такая невинная – о чем еще может мечтать мужчина?
Милли постаралась отбросить неприятную мысль о том, что невинность – ее единственное достоинство, заставляющее карие глаза мужа загораться страстным огнем. Заявить о себе как о самостоятельной личности можно будет и позже, а пока предстояло справиться с упрямыми пуговицами на его рубашке.
Никогда в жизни не видела Милли такого роскошного мужского торса: нежная оливковая кожа, покрытая темными волосками, упруго обтягивала крепкие стальные мышцы. Девушка осторожно коснулась пальчиком сосков на мощной груди и подняла взгляд.
– Пойдем, – хрипло произнес Джанферро. – Я больше не могу ждать.
Он подхватил любимую на руки и перенес на широкую кровать, после чего скинул с себя расстегнутую рубашку, обнажив широкие плечи. С замиранием сердца Милли следила за тем, как муж взялся за молнию на брюках. На мгновение она даже зажмурилась.
– Посмотри на меня, дорогая, – мягко, но настойчиво произнес Джанферро. – Не бойся того, что увидишь: ведь ты знаешь, что мужчина и женщина созданы друг для друга. Все будет хорошо, – добавил он с легкой иронией, – поскольку я так приказываю, а ты должна во всем меня слушаться!
Миллисента рассмеялась, и муж привлек ее в свои объятия:
– Вот так-то лучше. Нам некуда спешить. Теперь время работает на нас, моя дорогая.
Джанферро не привык сдерживать себя в спальне, ведь всю жизнь женщины стремились исполнить любой его каприз, привлеченные красотой мускулистого тела и престижным званием любовницы принца.
Но с Миллисентой все оказалось иначе. Она была его женой и – девственницей. С ней необходимо быть очень осторожным, чтобы не обидеть, не разочаровать юную прелестницу.
Милли ждала, что вот-вот все произойдет… Но муж снова начал целовать ее, заставляя тревоги и опасения раствориться в этих страстных ласках. Девушка трепетала от малейшего прикосновения: Джанферро, как художник, рисовал красками страсти на холсте ее тела, избегая лишь одного места, где она больше всего ожидала движения его «кисти».
Она осторожно провела рукой по шелковистой коже любимого, ощутила стальную упругость крепких мышц, скользнула ниже и – остановилась, не решаясь коснуться горячей, пульсирующей плоти.
Джанферро улыбнулся и слегка отстранился от нее:
– Все в порядке, Милли, я и сам не хотел, чтобы ты ласкала меня там.
То, что он догадался, сбило ее с толку.
– Не хочешь?
– Если ты продолжишь игру, мне не удастся распробовать тебя по-настоящему.
– Но ведь я – не бифштекс на твоей тарелке, чтобы меня пробовать! – возмутилась она.
– Вот здесь ты не совсем права.
У Джанферро было сильное желание доказать любимой прямо сейчас, как сильно она ошибается. Но голос опыта подсказывал, что первый раз должен быть достаточно простым, чтобы потом, постепенно, раскрывать перед юной красавицей все изыски сексуальной игры.