Королевская аллея - [100]
«Я здесь, видно, не ко двору пришелся!»
«Как вам будет угодно, сударь».
«И это вы называете немецким гостеприимством!»
«Вы же сами, сударь, подчеркнули: мы под оккупацией». — Уборщику, похоже, такое беспрецедентное нарушение приличий доставило истинное удовольствие, но свои эмоции ему пришлось временно приглушить: «Вы найдете дорогу к себе в комнатку, господин Кессельринг? Или лучше, чтобы кто-то вас проводил?»
Клеменс Мерк удовлетворенно потер руки. По крайней мере, кое-чего он добился: все работники отеля действуют слажено, они усвоили новый — командный, как теперь говорят, — дух.
Чаша терпения господина фельдмаршала, этого идола последних воинственных фронтовиков, переполнится, как можно надеяться, за завтраком. Сколько бы он ни звонил, ему не принесут ни крошки еды. А душ у него в апартаментах уже демонтировали. Надо же было с чего-то начать ремонтные работы…
Тут Мерк заметил карточку, на которой Безенфельдт записала телефон советницы по строительству: чтобы поставить ее в известность, когда операция по изгнанию бывшего начальника генерального штаба завершится. Директор внезапно воздел указательный палец, будто хотел поставить что-то на вид себе самому. Лучше всего — не отказывать этому господину напрямую. Нужно следовать примеру молодой Федеративной республики: в отдельных случаях — но, к сожалению, также и в массовом порядке — она втягивает прежних фанатиков в новый порядок, постепенно «одомашнивает» их, то бишь делает уступчивыми, чтобы дело не дошло до неподчинения государству, путча или, например, расширяющегося бойкота отеля «Брайденбахер хоф». Как умно и дипломатично! Директор отеля закурил сигарету. Дозированное запугивание должно применяться в абсолютно исключительных случаях, тогда как главным останется долг гостеприимства, возможно более гибкого, — по отношению ко всем.
Не так уж плохо, выходит, хоть раз начать день без диктовки писем секретарше и без изнурительных разговоров по телефону…
Тем временем мимо будки привратника — на входе для сотрудников — проковыляла Йоланда Безенфельдт. Плечо у нее в полном порядке, зато нога перевязана. Она опирается, как на палку, на зонтик. После посещения врача она пыталась отлежаться дома, на диване, но долго не выдержала.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил сидящий за стеклом привратник.
Секретарша от помощи отказалась.
Завтрак
Две молодые женщины, занимающиеся обслуживанием номеров — прежде таких называли камер-кисками, — вкатили в гостиную двухэтажную тележку с завтраком. Столовые приборы, чайник под грелкой, серебряная корзинка с булочками и другим хлебом, яйца всмятку, под подбитыми ватой колпачками с инициалами Б. X., заполняли верхнюю поверхность. На нижней же — под крышками — наверняка скрывались сыр, колбасно-ветчинный ассортимент, ну и еще что-то. Колеса тележки, разной величины, были покрыты резиной и катились бесшумно. «Доброе утро, сударь». «Мы надеемся, что вы хорошо отдохнули».
— Насколько это возможно, — ответил он. — Спасибо.
В то время как одна сервировщица разворачивала свой фрахт — поудобнее — рядом с круглым столом, другая уже накинула на стол белую скатерть и разгладила складки. Головные уборы у обеих согласованно действующих участниц этого спектакля были спартанскими — в республиканском духе, соответственно новым временам. Никаких тебе украшенных вышивкой лент, спадающих с волос на шею и спину и раскачивающихся при каждом движении. Узкая льняная диадема — этого уже достаточно, чтобы намекнуть на профессию ее обладательницы. Очень быстро на столе появились менажница с конфитюрами и трехъярусная ваза с фруктами; когда одна из двух официанток отступила чуть-чуть назад, чтобы оценить, как разложены на тарелках салфетки, и нечаянно толкнула свою спутницу, та бросила на нее взгляд, в котором читалось: Всё замечательно! Эта вторая, с черными локонами и немного постарше первой, казалось, на мгновение почувствовала, что является носительницей великой, старой традиции (правда, в настоящее время неудовлетворительно оплачиваемой) — традиции служения ближнему. Ее предшественницы и предшественники, тоже обслуживавшие номера, нередко своими разъяснениями и советами, даваемыми по просьбе самих клиентов, даже влияли на мировую историю. Но хорошо, что она не жила в более раннюю эпоху: как англичанке, ей бы, возможно, довелось работать на «Титанике»… «Желает ли сударь, чтобы на столе были цветы?» Он кивнул, и цветочная композиция из гвоздик и гербер осталась на прежнем месте, рядом с хлебницей. Однако и младшая имела (или нашла), что спросить: «Вы хотите, чтобы я уже сейчас открыла шипучее вино?» — Бутылка с закупоренными в ней эльтвилльскими домашними ду́хами>{400}, или привидениями, пока стояла в ведерке со льдом.
Мысль о красоте заоконного утра, казалось, мерцала, подобно вызову, под проникающими в комнату лучами… Шторы были наконец полностью раздвинуты, их складки скреплены подхватами. Сквозь гардины хлынул яркий свет; и одного взгляда, брошенного в спальню, на развевающуюся занавеску, хватило, чтобы понять: гость уже сам озаботился проветриванием помещения. Туда, в спальню, и удалилась теперь Жанетта Зульцер, прикрыв за собой дверь, — чтобы, приведя в порядок постель, как бы окончательно скрепить печатью завершение ночи.
Автобиографический роман «Портрет Невидимого», который одновременно является плачем по умершему другу, рисует жизнь европейской богемы в последней четверти XX века — жизнь, проникнутую духом красоты и умением наслаждаться мгновением. В свою всеобъемлющую панораму культурного авангарда 1970–1990-х годов автор включил остроумные зарисовки всех знаменитых современников, с которыми ему довелось встречаться, — несравненное удовольствие для тех, кто знаком с описываемой средой. Перед читателем разворачивается уникальный портрет эпохи, культивировавшей умение превращать жизнь в непрерывный праздник, но вместе с тем отличавшейся трагическим предощущением заката европейской культуры.
Основой захватывающего, с неожиданными поворотами, сюжета этого романа служит борьба двух мафиозных кланов в Колумбии. Однако описываемые события дают автору (и читателю) немало поводов для философских и поэтических размышлений. Помещая в колумбийском издании благодарности друзьям за помощь, оказанную ей в работе над романом, Лаура Рестрепо благодарит среди прочих «и Габо… чей гений и подавляет нас, и озаряет». Речь идет, конечно же, о Габриэле Гарсиа Маркесе.
Гилад Ацмон, саксофонист и автор пламенных политических статей, радикальный современный философ и писатель, родился и вырос в Израиле, живет и работает в Лондоне. Себя называет палестинцем, говорящим на иврите. Любимое занятие — разоблачать мифы современности. В настоящем романе-гротеске речь идет о якобы неуязвимой израильской разведке и неизбывном желании израильтян чувствовать себя преследуемыми жертвами. Ацмон делает с мифом о Мосаде то, что Пелевин сделал с советской космонавтикой в повести «Омон Ра», а карикатуры на деятелей израильской истории — от Давида Бен Гуриона до Ариэля Шарона — могут составить достойную конкуренцию графу Хрущеву и Сталину из «Голубого сала» Владимира Сорокина.
Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.