Королевишны #3колбаски - [33]

– Ну что, Хакима? Значит, великий день? Поздравляю!

– Мммгмм.

– Нурофен пила?

– Да, Астрид мне дала.

– У тебя есть тампоны?

Упс, промашка. При этих словах в чёрных, как замочные скважины, глазах Хакимы открывается коридор в её мозг, полный вселенского ужаса. Я угадываю там жуткие войны, людей, вонзающих штыки друг в друга, и демонов с раздвоенным хвостом, которые заставляют несчастных грешников дробить себе пальцы тяжёлыми обломками скал.

– Ну, или прокладки.

– Да… Астрид мне купила, там автомат в туалете.

Я сажусь рядом с ней:

– А чего ты мне-то не сказала, что у тебя месячные?

– Не знаю. Боялась, что ты скажешь: «Ну вот, опять эта мелкая, достала уже со своими проблемами».

Меня разбирает смех, хотя не так-то мне, по правде, и смешно.

– Я что, такая страшная?

Она неуверенно мотает головой:

– Н-нет… просто Астрид… я знала, что она на меня не будет ругать, понимаешь?..

– Нельзя сказать «ругать НА меня», Хакима. Ворчать, кричать – это пожалуйста. Но ругать – переходный глагол.

– А что, всегда так больно?

– Ты про грамматику? Да, тема больная.

– Да нет, теперь что, пройдёт месяц и снова…

– Всё учить заново?

– Хватит уже надсмехаться!

– Насмехаться, Хакима. Не НАД, а НА!

– Да хватит! Вот видишь, потому я и боюсь тебя больше, чем Астрид.

– Зато ты вроде хоть заулыбалась.

– Ну, чуть-чуть…

– Ладно, пошли купаться – э-э, то есть ты-то нет, но всё равно – на нас посмотришь.

– Можно я позвоню маме с твоего? Не хочу, чтобы Кадер узнал, обещай, что ничего ему не скажешь, ладно?

– Окей. Клянусь. Не скажу.

(За три минуты до этого:

– У сестры месячные, да?

– Ты как узнал?

– Когда девочка говорит, что у неё болит живот, потом на три часа запирается в туалете с подружкой постарше, а потом все три о чём-то шепчутся как заговорщики…

– Ну, с таким же успехом это мог бы быть выкидыш.)

17

Мы выехали ближе к двум, после того как искупались в пруду Русе. То есть купались мы с Астрид, а Солнце остался на берегу с Хакимой, чтобы она не скучала. Нырнув в зелёные воды пруда, мы долго и весело плескались среди остальных купальщиков. Мы были будто сёстры, и на миг я забыла о своих комплексах.

И это… ложь. На самом деле мы купались как можно дальше от всех, чтобы не выставлять напоказ наши дряблые розовые животы, ляжки, которые в слишком близких отношениях друг с другом, а также трапециевидные задницы.

Не то чтобы я не любила своё тело, нет! Я его просто ненавижу.

Краем глаза я поглядывала на Астрид и сравнивала себя с ней. Ага, она гораздо жирнее меня, зато груди у неё держатся прямо, в то время как у моих вечная сиеста.

Ну да, а вы чего ждали? Нельзя всё время радоваться, что ты колбаса. Мне как-никак пятнадцать с половиной. В моём возрасте девушки так не выглядят. Большинство выглядят так, будто их пропустили через соковыжималку, как Виолетту Борегард в «Чарли и Шоколадная фабрика».

Когда мы вылезли из воды, двое парней нашего возраста стали горланить, что лучше бы нам залезть обратно, так как там наша естественная среда обитания. Гляди, прямо китихи, тюленьи туши!

К счастью, они нас не узнали, так что фоток с хэштегом #3Колбаскивбикини не последовало.

– Забей, мы сегодня вон сколько калорий сожгли, – бормочет Астрид.

– Мы не для того это делаем! – обрушиваюсь я на мою недалёкую шведку.

– Да-да, я знаю, знаю, нам плевать. Просто так сказала.

– Истинная красота внутри, – потрясаю я пальцем, судорожно пытаясь прикинуть в уме, сколько же мы сожгли калорий.

К счастью, устный счёт – не моё.

Мы выезжаем, так и не столкнувшись с журналистами. Солнце сообщает, что в фейсбуке есть уже две группы про нас. Люди там хотят знать, где мы, кто мы и зачем всё это затеяли. И похоже, что Монсо-ле-Мин готовится нас встречать.

Я, сквозь зубы:

– Что надо этому мотоциклу? Чего он не обгоняет?

Астрид, глянув краем глаза:

– Он вроде какие-то знаки показывает.

Хакима:

– Может, это полицейский?

– Ладно, тормозим. Кадер! Тормозим!

Останавливаемся на обочине возле хлебного поля. Но тип в каске, оказывается, не полицейский. Это журналист.

– Одри! – вопит он в телефон. – Да, я их нашёл! Да, точно они. Все трое тут, под Труйаром.

– Под чем, под чем мы?

– Нет, Астрид, так посёлок называется.

– Очень приятно, – уверяет журналист и тщетно пытается пожать нам руки. – Матьё Свиньяр из «Уэст-Франс»…

– Простите, – обрубает Кадер, – интервью мы не даём.

– Я говорю не с вами, а с юными дамами.

– Я отвечаю за этих юных дам.

Журналист жмёт плечами, потом ищет взглядом ту, которую, вероятнее всего, зовут…

– Мирей Лапланш, угадал? Вы рупор всей команды. Могу я задать несколько вопросов? Когда вы рассчитываете прибыть в Париж?

– Никогда, если нас будут постоянно останавливать журналисты. Ну всё, по сёдлам!

Мы трогаемся, но это не мешает Свиньяру ехать рядом по встречке, изредка пропуская одинокие машины. В результате битый час мы крутим педали под палящим солнцем и градом вопросов. А зачем вам в Париж? Что вы думаете о шумихе вокруг вашей поездки? И почему полиция смотрит на ваше поведение сквозь пальцы? Вы рассчитываете сбросить вес, проехав столько километров на велосипедах, или это лишь приятный побочный эффект?

– Вы отвяжетесь от нас, наконец? Тут вам не «Тур де Франс». Мы просто пытаемся доехать до нашей следующей стоянки.