Королевишны #3колбаски - [28]

– Эй, глядите! Там зал Габа и его курса! – гордо говорит Колин, открывая нам дверь, и мы вступаем во что-то вроде ледяной преисподней.

– Темой был «Титаник», – объясняет Габ.

С потолка свисают сталактиты – где-то настоящие, но в основном пластмассовые – и капают водой нам на головы. Вместо бара – ледяная стена, в каждой трещине по бутылке. Динамики разносят сложную композицию из шума волн и криков ужаса, что смешит гостей, слоняющихся по залу, примеряющих разложенные повсюду спасательные жилеты. Скрипачи играют что-то запредельно печальное, и время от времени звучит туманный горн.

– Тонкий вкус! – замечаю я.

– А то! – ржёт Габ.

Мы устраиваемся в специально приспособленной шлюпке с небольшим столиком.

– Эту штуку я приделывал, – говорит Габ. – Вообще, задолбался знатно, даже гвоздь проглотил.

– Ты проглотил гвоздь?! – Хакима чуть не поперхнулась. – Ты же умрёшь!

– Да вряд ли, – говорит Габ. – Я заел ватой, так что, думаю, покатит.

Хакима шепчет нам:

– Теперь у него в организме в два раза больше железа, чем положено!

Колин возвращается с двумя коктейлями «Кир Рояль» для них с Габом и тремя безалкогольными для меня и моих соколбасниц. Хакима втягивает свой с таким видом, будто смутно подозревает, что ей подмешали-таки яд. Ворчит:

– Ну и где уже Кадер?

Но волноваться явно не о чем: Солнце появляется в безукоризненном пиджаке, а коляску его толкает оживлённая и весёлая Блонди, которая провела его со словами: «Это мой новый парень, я знаю, что у него нет билета, но он вообще инвалид, вы ведь его пропустите, так?»

Завидев нас, он присвистывает:

– Само очарование! Прямо голливудские звёзды. Мирей, тебе очень идёт эта причёска.

– О! Пф! Хм, – отвечаю я серией авангардных звукоимпровизаций.

И поскольку та самая причёска открывает уши, всем, должно быть, видно, как они превращаются в спелые сливы.

Солнце отказывается от предложенного Блонди «Кир Рояль» и спокойно потягивает свою колу, пока она за пару минут осушает весь бокал.

– Ты где переодевался, Кадер? – спрашивает Хакима.

– А, ну, просто, в общем, ну, в комнате.

– В комнате Блонди?

Вместо ответа он отпивает глоток с едва заметной улыбкой, которую пропустить бы через рентген.

– Невероятно, такой праздник, – говорит он то ли в восторге, то ли в шоке. – И что, у вас так каждый год?

– Каждый год. Конец учёбы надо отметить как следует, а то сколько вкалывали!

Солнце кивает, но я знаю, о чём он думает. Он думает, что у них, в армии, не устраивают балов под конец года, хотя – сколько ещё? – человек пятьдесят, шестьдесят солдат погибло в Кирдыкстане за последнее время, не считая его нижней половины, и о том, что Барака Обаметта, которая обещала, клялась и божилась, что теперь точно выведет войска, в итоге предпочла этого не делать «пока что», потому что, видите ли, американский президент будет недоволен, you understand.

И как, интересно, Клаус фон Штрудель смотрит на то, что его жена отправляет людей пачками умирать в Кирдыкстане ради американского президента?..

О, а ведь давненько я не думала о тебе, Клаус.

Мы разгуливаем по залам, меняя антураж – там джунгли, тут пляж, – и коридор за коридором, зал за залом пробуем паэльи, устриц, сыры, пироги… и спиртное тоже. Я выпила сангрию в зале, где танцуют фламенко, просто по приколу. Потом, просто по приколу, кайпиринью в зале, где танцуют сальсу… И мы снова гуляем среди кринолинов (кто только носит сегодня кринолины?), фраков (кто только носит сегодня фраки?) и форменных универских костюмов.

Вдруг Блонди замечает огромный зал, стилизованный под Версаль, где играют изысканные вальсы и…

– Кадер, идём танцевать!

– Разумеется, нет.

– Это был не вопрос…

И, ого, он и правда танцует, танцует с Блонди. Да, видно, на этой коляске не только в паралимпийский баскетбол играют – на ней можно изобразить и подобие вальса. Если, конечно, есть в наличии высокая блондинка, которая кружится, как спутник, вокруг его звёздной колесницы…

– Астрид, Мирей… он танцует. Он танцует! – шепчет Хакима. – Я просто должна рассказать об этом Джамалу. И маме. И папе. И двоюродным братьям и сёстрам…

– Ладно, пошли, уходим.

– Почему, Мирей?

– Да хочу вон тот зал посмотреть. Видок у него обалденный!

Тот обалденный зал, в который я бросаюсь чисто наугад, оказывается залом караоке, где какой-то милый толстячок пытается петь хит Аврил Лавин. Мы садимся и громко хлопаем, особенно я: начинают сказываться два коктейля…

– Что ж, скажем браво Жану-Франсуа! – завывает в микрофон ведущий.

Я (кажется):

– Ю-ху! Браво, Жан-Франсуа! (Свист.)

– Мирей, ты пьяная?

– Ты сбрендила, что за скандинавские саги? Пьяная? Что за бред. Жан-Франсуа, ещё! Давай ещё!

Похоже, Жан-Франсуа не ожидал такого успеха у золушкиной сводной сестры, но ответил мне глупой улыбкой. Так, попались, нас засекли.

– О, да у нас, оказывается, тут целое трио! – объявляет ведущий. – И они наверняка нам что-нибудь исполнят, правда? Из «Спайс Гёрлз», может быть?

– ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ, ПРИЯТЕЛЬ!!! – кричу я (как мне кажется). – Я ПОЮ ПОЧТИ ТАК ЖЕ ПЛОХО, КАК ЖАН-ФРАНСУА!

– Я вообще не знаю песен, – шепчет Хакима.

– Хм-м-м-м-м!.. А ты, в середине? Споёшь нам что-нибудь?