Королева мрака - [8]

Эрик окунул руки в ту же воду, где она только что мыла овощи, и сам невольно улыбнулся. Розалина вообще умела вызвать его улыбку легче и чаще, чем кто-либо иной. Эрик еще не полностью осознавал то сильное возбуждение и смутное желание, от которого он просыпался по ночам, когда ему снилась какая-нибудь девушка из их городка; как и все дети, выросшие среди животных, он знал, что такое спаривание, но смятение чувств было для него в новинку. Правда, в обществе Розалины он ничуть не смущался и в одном не сомневался никогда: она — его самый лучший друг. Эрик снова плеснул водой на лицо и услышал позади голос матери:

— Возьми мыло.

Вздохнув, он потянулся за куском вонючего мыла на краю кадки. Едкая смесь щелока, золы, топленого сала и песка, это мыло использовалось для отмывания деревянных тарелок и кухонных горшков и при частом употреблении могло свести кожу с лица и рук. Эрик старался почти не намыливаться, но, когда отложил мыло, вынужден был признать, что вода в кадке довольно впечатляюще почернела.

Он умудрился смыть мыло до того, как кожа пойдет волдырями, и взял полотенце, протянутое ему матерью. Вытершись насухо, он снова надел рубашку.

Из кухни Эрик вышел в гостиную, где Розалина заканчивала закладывать овощи в большой котел с тушеным мясом, подвешенный над очагом. Смесь будет медленно кипеть весь день, наполняя гостиную вкуснейшим ароматом, и к обеду у всех потекут слюнки. Розалина улыбнулась Эрику, но, несмотря на это, его настроение ухудшалось с каждой минутой: он уже представлял себе сцену на площади.

У входа в трактир стоял Мило, хозяин постоялого двора, и, потягивая длинную трубку, с любопытством поглядывал в открытую дверь на притихший город. Это был дородный мужчина с носом, напоминающим раздавленный кочан капусты — следствие многолетней борьбы со всякими заезжими буянами, которые останавливались у него на ночлег.

— Похоже, будет спокойный денек, Фрейда.

— И сумасшедший вечер, — вставила Розалина, останавливаясь рядом с Эриком. — Когда людям надоест дожидаться милостивого баронского взгляда, они все как один ринутся сюда.

Мило обернулся и с улыбкой подмигнул дочери.

— Ей-богу, об этом следует только благоговейно помолиться. Я надеюсь, что у Госпожи Удачи нет на вечер других планов.

— Рутии лучше потратить свое благословение на более доброе дело, — буркнула Фрейда и, взяв сына за руку, устремилась наружу. Когда они отошли подальше, Розалина сказала отцу:

— Папа, она непреклонна.

Мило покачал головой.

— Да, Фрейда такая, и всегда была такой, — ответил он, попыхивая трубкой. — Даже ребенком она была самой упрямой и своевольной… — Он обнял дочь за плечи. — Не то что твоя мать, и мне приятно это сказать.

— Ходят слухи, что и ты был в числе тех, кто много лет назад добивался ее руки, — заметила Розалина.

Мило усмехнулся.

— Слухи, вот как? — И, прищелкнув языком, добавил: — Да, это правда. Почти все мои сверстники мечтали жениться на Фрейде. — Он опять улыбнулся. — И, честно говоря, мне повезло, что она отказала, а твоя мать согласилась. — Помолчав, Мило отстранился от дочери. — Но что ни говори, а в те дни Фрейда была на редкость хороша. Горящие изумрудные глаза, пышные каштановые волосы, тоненькая, но все, что надо, при ней, и взгляд гордый — от такого взгляда сердце мужчины пускается вскачь. Неудивительно, что она привлекла внимание барона.

От городской площади донеслось пение трубы, и Розалина сказала:

— Пожалуй, я лучше вернусь на кухню.

Мило кивнул:

— А я добегу до площади. Гляну одним глазком и сейчас же вернусь.

Розалина на мгновение сжала его ладонь, и отец увидел в ее глазах тревогу, которую она скрыла от Эрика. Кивком подтвердив, что все понимает, он ответил ей таким же пожатием, повернулся и пошел по улице вслед за Эриком и Фрейдой.

Эрик без труда прокладывал путь сквозь толпу. Несмотря на то что по натуре он был мягким юношей и обычно не прибегал к силе, само его присутствие заставляло людей расступаться. Широкий в плечах, с сильными руками, он казался грозным, хотя в душе питал отвращение к ссорам. Спокойный и самоуглубленный, он предпочитал, слушая рассказы городских старожилов, мирно потягивать бульон, чтобы заморить червячка в ожидании обеда, а не хулиганить и пытаться приставать к девицам, как его ровесники, считающие два этих занятия верхом развлечения. Иногда какая-нибудь девушка обращала на него внимание, но его молчаливость, как правило, пугала ее, хотя за этим не крылось ничего, кроме полнейшей неспособности Эрика придумать подходящую тему для беседы. А перспектива любой близости с девушкой его просто приводила в ужас.

Услышав знакомый голос, Эрик обернулся и увидел оборванца, который проталкивался в его сторону, прокладывая себе дорогу благодаря, скорее, ловкости и быстроте, а не силе и тяжести.

— Привет, — обрадованно сказал Эрик.

— Эрик, Фрейда, наше вам, — ответил юноша. Руперт Эйвери, которого все горожане называли не иначе как Ру, был тем единственным ребенком, с которым Фрейда в детстве запрещала Эрику играть, и тем единственным ребенком, с которым Эрик играть предпочитал. Его отец, большой грубиян, был возчиком и либо гнал упряжку по пыльным дорогам в Крондор, Малакз Кросс или Дуррониз Вэйл, либо валялся дома пьяный в стельку. В Ру, выросшем без присмотра, чувствовалось нечто опасное и непредсказуемое, а именно это привлекало к нему Эрика. Если Эрик не умел очаровывать женщин, то Ру был мастером по этой части — во всяком случае, так следовало из его рассказов. Мошенник и враль, при случае не брезговавший и воровством, Ру был ближайшим после Розалины товарищем Эрика.