Королева Марго - [14]

Обслуживали банкет пастушки в атласных золотистых платьях, скроенных по традициям их родных провинций, — хотя им, конечно, в голову не пришло бы в таких прекрасных одеждах пасти овец… Прибыли эти девушки на судне, гремевшем, как музыкальный ящик. «Каждая группа исполняла что-то свое, — рассказывает Маргарита, — пастушки из Пуату танцевали под звуки волынки, провансалки — вольту под цимбалы, бургундки и шампенуазки шли с маленькими гобоями, скрипками и сельскими тамбуринами, бретонки танцевали веселые пасспье и бранль».

После застолья на лужайке возникла «большая светящаяся скала, которую к тому же своей красотой и блеском своих украшений озаряли нимфы, вокруг которых носились сатиры…» К сожалению, ночное представление прервала сильная гроза. «Дождь и буря» рассеяли гостей: «пришлось среди ночи бежать на судно, чтобы найти там укрытие». На следующий день «все рассказывали о ночном приключении и много смеялись». Опять турнир — на этот раз рыцари сражались за Любовь и Добродетель. Все хронисты описали праздник на воде: после охоты на искусственного кита прибыло огромное судно-черепаха, на панцире которого восседали шесть тритонов — на самом деле музыканты. А под конец появился Нептун на колеснице, запряженной морскими коньками из папье-маше.

И все же дворы расстались «холодно», отмечают хронисты. Маргарита простилась со сдержанной Елизаветой, обняв ее с нежностью, которую допускал этикет… больше она никогда не увидит сестру. Жарким днем королевский кортеж пересек Гаронну. На Его Величество тотчас обрушился поток жалоб от католиков, разгневанных надругательством протестантов над фамильной усыпальницей Валуа в кафедральном соборе Ангулема. Короля это известие тоже привело в ярость. Но обе партии, кажется, опять примирились на танцах в Коньяке, в замке Франциска I, и это дало Екатерине повод воскликнуть:

— Если Бог не помутит наш разум, мы будем жить в мире!

Все же в большинстве западных провинций католики были настолько запуганы протестантами, что уже опасались свободно отправлять свои религиозные обряды. Уповали на короля: он должен был их защитить.

Карл IX в Ля Рошели издал эдикты, один из которых предписывал ежедневное исполнение мессы, другой — высылку нескольких гугенотов из числа самых непримиримых, среди которых был даже некий пастор. Более того, король приказал подвергнуть казни колесованием несколько человек, уличенных в преступлениях против католиков. 4 ноября 1565 года Анжер, «маленький городишко с высокими колокольнями, расположенный в живописном месте», впустил в свои стены королевский кортеж, который стремительно, как потоп, ворвался в крепость короля Рене.[11]

Однако расходы в связи с пребыванием в городе королевского двора были так велики, что 7 ноября, когда огромный караван покинул Анжер и взял направление на Верже, жители вздохнули с облегчением. 9 марта — прибытие в Леринье, на следующий день — в феодальный замок Дюрталь, 12 марта обед в Жарзе, в замке, построенном в 1500 году Жаном Бури, министром Людовика XII, и ночлег в Боже, небольшом обиталище, построенном королем Рене. 13 марта кортеж уже в Ля Виль-о-Фуррье, с 14 по 19 марта он останавливался в аббатстве Бургей, основанном в 990 году.

— Это самое красивое место, которое я видела в своей жизни! — воскликнула Екатерина.

19 марта король со всем семейством обедал в Энгранде, пограничном городе провинции Турень, а вечером того же дня прибыл к воротам Ланже. Обитатели замка размахивали пучками соломы в знак преданности королю. 20 марта двор остановился в Майе, где все объелись бекасами, жаворонками, голубями и куропатками. Через Луару они перебрались на судне — кстати, это было не так-то просто! — и наконец двор втиснулся в замок Плесси-ле-Тур.

На следующий день королеву и ее детей принимал у себя Ронсар. Каждому из своих гостей он прочел отдельное стихотворение. После столь памятного события снова в путь: 22 ноября 1565 года, под грохот аркебуз, звуки труб и рожков, король вьехал в Тур. Шум смолк, когда к Карлу IX с приветственной речью обратился мэр. Везде короля окружали представители всех сословий. Граждане Карруа специально к случаю воздвигли триумфальную арку, разрисованную аллегориями, — две башни на сложенных ладонях, — затем, после короткого привала в Сент-Гратьен,

Король отбывает в Плесси для развлечений,

Любоваться на оленей бегущих.

Он видел королевство в бурях сражений,

Теперь хочет видеть его цветущим.

После оленьих смотрин, 2 декабря, Маргарита, ее мать и братья расположились на ночлег в доме Жана Бабу де ла Бурдезьер, чей отец, Филибер, был главным интендантом при дворе Франциска I. Жан Бабу, придворный из свиты Карла IX, принимал королевскую семью вместе со своими дочерьми: Мари — графиней де Сент-Эньян, Мадлен, Дианой и Франсуазой д'Эстре, только что родившей на свет девочку, которую назвали Габриэллой.

С ней мы еще встретимся…

Удаляясь от Луары, двор держал путь на Мулен, где и животные и люди могли передохнуть после двух лет беспрерывных разъездов; Маргарита тем временем возвратилась в Амбуаз. Это была уже не девочка, а цветущая девушка, которая, как пишет Брантом, «зимой сочиняла стансы, чтобы восславить время года, так располагающее к любви…».