Королева красоты Иерусалима - [99]

Он вздохнул во сне и не ответил. Она легонько потрясла его и снова прошептала:

– Габриэль, служка прокричал уже три раза, ты не встанешь, керидо?

Габриэль открыл глаза и уставился на нее остекленевшим взглядом.

– Я плохо себя чувствую. Пусть просят прощения без меня.

– О боже, Габриэль, ты не встанешь на слихот? Что люди скажут?

Он мгновенно очнулся.

– Какая мне разница, что скажут? Говорю тебе, мне нехорошо, я не пойду на слихот.

Роза отошла от кровати. Боже праведный, что случилось с ее мужем? Сначала он перестал ходить в субботу в синагогу, он не идет на слихот, кончится тем, что он не станет поститься в Йом-Кипур… Все теперь вверх тормашками.

На этой неделе, когда она хотела пойти к мяснику за мясом и попросила у Габриэля денег, он ответил: нету. С сегодняшнего дня покупай только курицу, мясо будешь покупать только по праздникам. То, чего она боялась, случилось. Уже несколько месяцев она жила в страхе перед тем днем, когда Габриэль скажет ей: денег нет, – и вот этот день пришел. Что теперь будет? Страх стискивает ей грудь, наплывают воспоминания о тех днях, когда она была жалкой нищенкой. Кошмар грозит вернуться и вновь сделать ее жизнь черной.

По ночам Роза просыпается от повторяющегося сна: она маленькая девочка, роется в мусоре, ищет еду, а потом старуха, как сейчас, но тоже роется в мусоре. Проснувшись от ужаса, она молится: Боже милостивый, не возвращай меня туда, откуда я пришла!

В одну из таких ночей она, отряхнувшись от кошмара, встала с постели и с тяжелым сердцем зашла в комнатку дочерей. Все три сладко спали. На тумбочке рядом с кроватью Луны она увидела духи в хрустальном флаконе – и пришла в ярость. Сейчас такие тяжелые времена, а Луна купается в роскоши, покупает духи, наряды, ей и в голову не придет отложить из своих денег хоть что-то для семьи. Все, что зарабатывает в «Закс и сын», она кладет себе в карман. Раньше они не знали нужды, но сейчас? Что, у нее нет глаз, у этой эгоистки, она не видит, в каком они положении? Роза решает отбросить церемонии и поговорить с Луной.

Когда наутро она вошла в комнату, Луна стояла перед зеркалом и с явным удовольствием разглядывала свое отражение. На ней был черный костюм, подчеркивающий талию, шелковые чулки и туфли по последней моде.

– Куда ты идешь? – спросила Роза.

Луна удивилась. С каких это пор мать интересуется, куда она идет?

– На свидание с Давидом, – ответила она неохотно.

– Пусть приходит сюда. Ты на улицу не выйдешь.

– Чего это вдруг? С каких пор ты указываешь мне, что делать?

– Я твоя мать. И, видно, пришло уже время тебе указывать.

– А тебе не кажется, что это поздновато? Я вот-вот стану невестой.

– Но пока ты еще не невеста, а значит, будешь слушать то, что я хочу тебе сказать.

– И что ты хочешь мне сказать, мамочка? – растягивая слова, с издевкой произнесла Луна.

Роза изо всех сил старалась сохранять спокойствие. – Только на этой неделе несколько раз стреляли в Тальпиот и в Гиват-Шауль. Это очень опасно – выходить на улицу в такое время.

– Давид будет меня охранять, – пожала плечами Луна.

Роза встала у двери и преградила ей дорогу.

– Ты никуда не пойдешь!

– Пойду, конечно! – заупрямилась Луна и попыталась отодвинуть мать от входа.

– Постыдилась бы! Взрослая девушка, без пяти минут невеста, а так ведешь себя с матерью! Имей в виду: там, наверху, есть тот, кто видит все, видит, как ты со мной обращаешься, и он пошлет тебе детей, которые вернут тебе это сторицей.

– Довольно! Хватит уже угрожать мне детьми, которые отомстят за тебя! Мои дети, дорогая мама, будут любить меня, а я буду любить их – не то что ты, которая никогда в жизни меня не любила!

– Как я могла тебя любить, если с самого первого дня, как только ты родилась, стоило мне до тебя дотронуться, ты вся ощетинивалась! Как я могла тебя любить, если с самого первого дня, как ты научилась говорить, каждый раз, когда ты со мной заговаривала, у тебя изо рта не слова выходили, а острые бритвы!

– Ну хорошо, чего ты хочешь от меня сейчас? – Луна уселась на диван. – Чтобы мы вдруг подружились? Этого не будет. Мы с тобой как будто не мать и дочь. Как будто мне подменили мать в роддоме.

– Как ты разговариваешь?! Знаешь, не будь ты такой здоровой лошадью, я бы тебе в рот острого перцу насыпала! Ох… Я тебя растила, я тебя поливала, я за тобой ухаживала, а смотри, каким колючим кустом ты выросла! – И Роза вышла из комнаты.

Луна осталась сидеть на диване, глаза ее наполнились слезами, она всхлипывала, как маленькая. Ну почему, почему? Почему они с матерью не как другие дочки-матери, почему сестры могут ладить с матерью, а она – нет? Что пошло не так в их отношениях и когда это началось? Когда она еще была в материнской утробе? Ни дня ведь не было, чтобы они разговаривали по-хорошему, да вообще чтобы разговаривали, – только крики, только ругань, только злость.

Богом клянусь, если у меня родится дочь, я сделаю все, чтобы сблизиться с ней, – не так, как моя мама. Я буду ее обнимать, и целовать, и говорить ей, как я ее люблю, – не так, как мама, которая ни разу в жизни не сказала мне ласкового слова. Смотрит на меня этим своим взглядом, словно говорит: глаза б мои тебя не видели!