Королева красоты Иерусалима - [112]

Шрифт
Интервал

– Да не хочу я, чтобы соседки знали, что я одна. Если об этом не рассказывать, никто и не узнает.

Какая наивность, подумала Рахелика. Любопытные соседки наверняка обратили внимание на то, что Давид возвращается домой в неурочное время, и Луна, конечно же, давно стала объектом злорадных сплетен.

– Однажды соседка, которая живет рядом с нами, дверь в дверь, спросила, почему мой муж возвращается домой так поздно. Я ответила, что есть вещи, о которых не говорят, и теперь она, наверное, думает, что он в «Хагане».

– Бедная ты моя, – обняла Рахелика сестру.

Она сочувствовала ей всем сердцем. Каков мерзавец, однако, этот Давид! Как он смеет так себя вести с ее красавицей-сестрой! Она ему все выскажет, этому придурку, она ему откроет глаза.

Но сейчас нужно убедиться, что Бекки благополучно вернулась домой. Пока Бекки не вернется, покоя в доме не будет.

– Эли! Слава богу! – вскрикнула Роза, когда на пороге появился Эли, держа Бекки за руку. – Где ты ее нашел?

– Ну я услышал про взрыв в «Кинг-Дэвиде», сразу же сел на мотоцикл и полетел к школе Бекки.

– Эли мчался как сумасшедший, – добавила возбужденная Бекки. – Даже если бы англичане захотели, они не смогли бы его поймать, он несся быстрее ветра. – Чтоб ты был здоров, Эли! – выдохнула Роза. – Я никогда не забуду, что ты привез домой нашу Бекки, живую и здоровую.

– Я всю жизнь буду привозить Бекки в любое место, живую и здоровую, – заверил он Розу.

И она знала, что он выполнит свое обещание.

Габриэль кивнул Эли и сделал ему знак подойти поближе.

– Молодец, – сказал он. – Ты нравишься мне все больше и больше. Когда Бекки исполнится семнадцать, мы, надеюсь, объявим о вашей помолвке. А пока знай, что я считаю тебя членом семьи. Ты такой же мой зять, как Давид и Моиз.

– Для меня это большая честь, сеньор Эрмоза, благодарю вас от всего сердца.

– Не благодари меня, только будь здоров и береги мою дочь. А теперь, когда она наконец-то благополучно вернулась, пришло время поесть. Давай, Роза, накрывай на стол.

Габриэль заметил, что Луна и Рахелика заперлись в комнате. Странное поведение Луны в последнее время очень его беспокоило. Она сильно похудела и утратила сияние, которое всегда излучала. Его дочь печальна, а он не знает почему. Счастье, что Рахелика сейчас с ней, в их детской комнате, счастье, что Луна не одна.

При взрыве в отеле «Кинг-Дэвид» был убит девяносто один человек. Сорок один араб, двадцать восемь британцев, пять иностранцев и семнадцать евреев. В ту ночь Давид остался ночевать в мастерской, на усыпанном опилками полу, вместе с хозяином и другими работниками. Не было никакой возможности выйти из мастерской и добраться до дому. Если бы в доме тестя был телефон, он дошел бы до телефона-автомата на ближайшей почте и сообщил бы, что с ним все в порядке. Он вспомнил, как Луна рассказывала, что, когда они жили в большом доме на Кинг-Джордж, у их соседа-врача был телефон.

Много воды утекло в реках вокруг Иерусалима с того времени, когда семья Эрмоза жила на улице Кинг-Джордж, и вода эта была в основном мутной. Здоровье его тестя сильно пошатнулось, дела шли из рук вон плохо. Вопрос о продаже лавки повис в воздухе, у самого Давида мнения на этот счет не было. При всем своем серьезном отношении к браку с Луной он никогда не чувствовал особой близости к тестю и тем более к теще.

Собственно, он не чувствовал близости и к жене. Как он мог думать, что если женится, то все само собой устроится? Как он мог думать, что другая женщина, пусть даже такая сногсшибательная красавица как Луна, сможет занять в его сердце место Изабеллы?

Он тосковал по ней. С тех пор, как он оставил ее плачущей на причале Местре, ночи не проходило, чтоб он не думал о ней. Он вспоминал вновь и вновь тот первый раз, когда увидел ее. Изабелла катила на велосипеде, в шортах, открывавших загорелые длинные ноги. Завязанные узлом полы белой рубашки обнажали округлый загорелый живот, большие крепкие груди как будто рвались наружу из-под рубашки. Он помнил ее смуглое красивое лицо и миндалевидные глаза, ее длинные волосы, схваченные лентой.

– Чао, белла! – крикнул он, и она остановила велосипед. И с этой минуты его жизнь переменилась.

Он, которого друзья называли Соломоном, потому что у него была тысяча женщин, он, который каждую ночь проводил с другой, пал к ногам прекрасной итальянки, назвавшейся Изабеллой. Как он мог поверить, что, оставив ее рыдающую на причале в Местре, он вскоре сможет ее забыть? Даже ухаживая за Луной, он не забывал Изабеллу, но тогда он подавлял в себе это чувство, поскольку твердо решил жениться, завести семью, детей. Но как завести детей, если он даже не подходит к жене? Моиз и Рахелика поженились позже, а уже ждут ребенка, а они? Откуда возьмутся дети? Он должен спать с женой, он должен сделать ей ребенка, иначе пойдут разговоры. Луна не заслужила пересудов, она хорошая девушка, он должен измениться. Вот пусть только пройдет сегодняшняя ночь, ну а завтра он, ей-богу, изменится…

– Нам нужно поговорить, – заявляет Рахелика Моизу.

– Мы все время говорим, любовь моя, – отвечает он и целует ее в живот.

– Я серьезно. Это касается Луны и Давида.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.