Королева красоты Иерусалима - [111]

Шрифт
Интервал

Габриэль выключил радио, и в доме разгорелся спор; аргументы за и против звучали на повышенных тонах. Луна заткнула уши, ушла в другую комнату, легла на свою детскую постель и зарылась лицом в подушку.

Дверь открылась, и в проеме показалась Рахелика. – Что случилось, Луна?

– Хватит уже, надоело! Я больше не могу! Не могу жить в таком напряжении. Каждый день стреляют, каждый день взрывы, каждый день убивают. И где Бекки и Давид? Где они застряли, когда на улице так опасно? – Давид, наверное, побежал искать тебя в «Закс и сын», – старалась успокоить сестру Рахелика. – Увидит, что магазин закрыт, и придет сюда. И Бекки тоже придет. Успокойся, Луника, сейчас не самое подходящее время для истерик.

– Ну что ты от меня хочешь? Я умираю от страха, что со мной что-то случится, что на меня обрушится какой-нибудь дом, когда я прохожу по улице, что кто-то застрелит меня по ошибке; я все время живу в страхе.

– Скажи мне, что на самом деле тебя гнетет? Общая ситуация или, может быть, личная?

– Ты о чем?

– Я все-таки твоя сестра. Я смотрю на тебя и вижу в твоих прекрасных глазах печаль. Что происходит, Луника?

– Ничего не происходит, не приставай.

– Луника, милая, ну пожалуйста, поговори со мной. Я не хочу лезть не в свое дело, но, если тебе есть о чем рассказать, если тебя что-то беспокоит, скажи мне.

– Меня ничего не беспокоит, это ты меня сейчас беспокоишь. Оставь меня в покое, пожалуйста!

– Ладно, как хочешь. Но я же вижу, у тебя что-то неладно, тебе не удастся это скрыть. Тебе, может, удается разыгрывать спектакли перед папой и мамой, но не передо мной.

– Мама? Да она даже не смотрит на меня, нет нужды что-то от нее скрывать.

– Значит, это правда? Ты таки что-то скрываешь?

– Ничего я не скрываю, отстань! – завопила Луна и швырнула в сестру подушкой. – Вали отсюда! Не будь ты беременной, я запустила бы в тебя туфлей!

Услышав крики, испуганный Моиз заглянул в комнату.

– Что случилось?

– Ничего не случилось, – ответила Рахелика. – Пойдем отсюда.

Луна осталась в комнате одна. Она уткнулась головой в подушку, и слезы сами полились из глаз. Она плакала долго, прерывисто всхлипывая, ей никак не удавалось выровнять дыхание, боль стискивала грудь; она плакала о своей жизни, утратившей смысл, о своей навсегда потерянной молодости. Сомнений больше не было: она здорово просчиталась, выйдя за Давида.

Как случилось, что она, для которой столько мужчин были готовы достать луну с неба, вышла замуж за мужчину, который ее не любит?

Внезапно она почувствовала, что не одна. Открыла глаза и увидела Рахелику, молча сидевшую рядом на кровати. Сестра погладила ее по голове и поцеловала слезы на ее глазах.

– Почему ты плачешь, Луника, ну почему?

И она почувствовала, что больше не может жить в той лжи, которой опутана ее жизнь, что хочет поделиться с сестрой.

– Я плачу о своей жизни, сестричка, о своей загубленной жизни. Я так долго ждала принца на белом коне, и вот он явился. Но только он оказался совсем не принц.

– Почему ты так говоришь? Что происходит у вас с Давидом?

– Скажи мне, Рахелика, сколько раз вы с Моизом делаете это?

– Делаем что?

– Ты знаешь. Ну это…

– Луна, что за вопрос!

– Ну понятно же, что вы это делаете, иначе у тебя живот не вырос бы. И понятно, что мы с Давидом не делаем это, – она задрала блузку и продемонстрировала свой плоский живот.

– Что значит – не делаем это?

– Как часто вы с Моизом делаете это?

– Каждую ночь.

– Каждую ночь со дня свадьбы?

– Каждую ночь. Иногда и по утрам, перед тем как он уходит на работу.

– И сейчас, когда у тебя ребенок?

Рахелика покраснела до корней волос и кивнула.

– А вы, Луна? Как часто вы это делаете?

Луна опустила глаза и убитым голосом произнесла:

– Один раз в ту ночь, когда мы поженились. А потом – иногда… изредка… не каждую ночь…

– Луна, ты это всерьез? Еще и года нет, как вы поженились, вы еще молодожены!

– Это не вина Давида, это я. Я этого не люблю.

– Что значит – не любишь? Ты что, не хочешь детей? Откуда, ты думаешь, у вас возьмутся дети? Аист принесет?

– Мне это неприятно.

– Мне тоже это не всегда приятно, но я никогда не говорю ему. И даже если поначалу мне неприятно, то потом приятно. А когда мой муж говорит, что любит меня, что я любовь всей его жизни, что я его жизнь, что он не может жить без меня, – мне очень-очень приятно. – Но Давид никогда не говорит мне таких слов.

– Он не говорит тебе, что любит тебя?

– Он меня не любит.

– Бог ты мой, Луна, что ты такое говоришь?!

– Он не любит меня. Он от меня бежит. После работы, вместо того чтобы прийти домой, он идет в кино. Он специально идет в «Рекс», потому что знает, что я не люблю ходить туда из-за арабов из Старого города. Дважды в неделю он играет в карты с друзьями, раз в неделю они ходят пить в бар над «Эдисоном» – это такое место, куда ходят только мужчины, ни одна порядочная женщина не переступит его порога.

– И ты одна дома? Почему же ты мне не сказала?

– А что я могла тебе сказать? Что мой муж оставляет жену одну в первый год брака?

– Но ты ведь не любишь быть одна.

– Я ненавижу быть одна, я боюсь быть одна, да еще в Макор-Барух, так далеко от всех, кого я знаю.

– А соседки?


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.