Король-Уголь - [83]

И Хал с Китингом отправились в поселок. Прежде всего они зашли к Рафферти. Миссис Рафферти вскочила, с удивлением уставилась на гостей, а затем вскрикнула: «Пресвятая дева!» — таким голосом, что все ее малыши проснулись и в испуге завопили. Когда женщина убедилась, что ее гости располагают точными сведениями, она бросилась поделиться новостью с соседями. И вскоре улицы заполнили толпы народа, которые снова ринулись к шахте.

От Рэфферти Хал и Китинг пошли к Джерри Минетти. Соблюдая долг вежливости по отношению к Перси, Хал повторил его слова о том, что Картрайт якобы с самого начала стремился поскорее открыть шахту. Просто потеха, какие глаза сделал Джерри, услыхав это! Ладно, нечего тратить время на разговоры! Джерри в два счета оделся, и все втроем они поспешили к шахте.

Действительно, бригада рабочих уже срывала брезент и доски. За все свое пребывание в Северной Долине Хал еще никогда не видел, чтобы люди работали с такой охотой. Вскоре большой вентилятор пришел в движение, взревел и вдруг запел. И толпа, теснившаяся вокруг — по крайней мере сто человек, — тоже ревела и пела.

Надо было выждать еще несколько часов, прежде чем приступать к действию. Внезапно Хал почувствовал полное изнеможение. Вместе с Билли Китингом он вернулся к Минетти. Расстелив на полу одеяло, они улеглись, кряхтя от удовольствия. Что касается Билли, то он очень скоро захрапел, но Хал почувствовал внезапную реакцию после всех волнений и лежал с широко открытыми глазами.

Целым океаном нахлынули на него мысли. Где-то далеко отсюда был другой мир, к которому он принадлежал и от которого сознательно отказался на эти месяцы; и вот вдруг все всплыло вновь. Когда нынешним летом он вынашивал свой план, все казалось необычайно простым: назваться другим именем, стать человеком другого класса, пожить его жизнью и проникнуться его чувствами, я затем вернуться в свой мир и рассказать о том новом и интересном, что он испытал. При этом ему никогда не приходило в голову, что его мир — мир Хала Уорнера — может обнаружить его под именем Джо Смита, подручного шахтера. Он почувствовал себя как взломщик, который приступил к делу под покровом тьмы, — и вдруг комнату, где он орудует, заливает ярчайшим светом.

Хал пустился на это приключение, зная, что его ждут неприятные сюрпризы; он знал, что где-нибудь и когда-нибудь ему придется вступить в борьбу с «системой». Но он никогда не думал очутиться в гуще классовой борьбы и возглавить наступление на позиции своего собственного класса. И в том, что это не конец, можно не сомневаться. Ведь захват одной из позиций еще не решает исхода войны. Лежа в ночной тишине. Хал постепенно начинал понимать, в какое дело он ввязался. Применив другое сравнение, скажем, что он сейчас уподобился человеку, который затеял на улице легкий флирт, а утром проснулся женатым.

Не то чтобы он раскаивался в той линии поведения, которую принял по отношению к Перси. Всякая другая линия была бы немыслимой. Но жителей Северной Долины Хал знает десять недель, а общество в вагоне Перси Харригана — почти всю жизнь. И потому эти особы занимали много места в его сознании; сейчас в ночной тиши он взвешивал их отношение к себе — открыто враждебное или тайно недоуменное, в они дружно вели наступление на оборонительные форпосты, сооруженные против них его разумом.

Особенно трудно было обороняться против Джесси Артур. Перед ним возникало ее лицо, умоляющее, тоскующее. Это было одно из тех лиц, которые своей безупречной красотой завораживают душу мужчины. Темные глаза, нежные и блестящие губы, всегда готовые затрепетать от волнения; кожа, как яблоневый цвет; волосы, сверкающие звездной россыпью!

Когда дело касалось углепромышленников и охранников, Хал умел весьма реалистически оценивать их, но ему никогда не приходило в голову, что чарующая внешность Джесси может быть обманчивой и не соответствовать ее душевным качествам. Он был влюблен в нее и слишком молод и неопытен в любви, чтобы видеть под нежным девичьим обликом — таким естественным и привлекательным — глубокую бессознательную жестокость, врожденную, инстинктивную жестокость касты и черствость светских предубеждений. Мужчине нужно прожить полжизни, изведать много горя и страданий, прежде чем он поймет, что женские чары — дивное, волшебное совершенство глаз, зубов, волос, нежность кожи и тонкость черт — оплачены трудом и потом многих поколений и неизбежно свидетельствуют о диком состоянии общества, о преступных и бесчеловечных нравах и обычаях.

В роковую минуту Джесси отреклась от него. Но сейчас, перебирая в памяти подробности этой сцены. Хал подумал, что подверг ее несправедливому испытанию. Он знал и любил ее с детства. Все поступки Джесси, все ее слова неизменно свидетельствовали лишь о нежности и доброте. «Но ее симпатии всегда на стороне тех, кого она знает, — сказал он себе, — а откуда ей знать рабочих?» Он должен помочь Джесси, он должен — пусть даже вопреки ее воле — расширить ее горизонт, углубить ее знакомство с жизнью! Этот процесс будет для нее мучительным и омрачит безмятежную прелесть девичьей красы, но, конечно, пойдет ей на пользу, потому что это «болезнь роста».