Король-Уголь - [119]

26

Эдуард увез бы немедленно брата из Педро, но, в несчастью, поезда не было до поздней ночи. Хал поднялся наверх и нашел Мойлена и Хартмена в обществе Мари Берк и миссис Замбоии. Все они жаждали выслушать его рассказ. Когда постепенно собрались остальные члены комитета, уходившие ужинать, Хал рассказал о своем приключении, и его заставляли несколько раз повторять все с начала. Слушатели пришли почти в такой же восторг, как народ у Ремницкого. Если бы всегда, когда надо вдруг прекратить стачку, это можно было делать так ловко!

Они шумно выражали свое одобрение и обсуждали планы на будущее. Мойлен возвращался в Уэстерн-Сити, Хартмен — в отделение профсоюза в Шеридане, где он займется подбором новых организаторов для Северной Долины. Несомненно, Картрайт уволит много народу — и тех, кто отличался активностью во время стачки, и тех, кто сейчас продолжает громко говорить о профсоюзе. Но вместо уволенных ему придется набрать новых шахтеров, а работники союза знали, через какие агентства Компания пополняет рабочую силу. Благодаря этому шахтеры Северной Долины будут таинственным способом получать профсоюзную литературу на своих родных языках. Они будут находить брошюрки и дома под подушками, и в обеденных котелках, и в своих карманах во время работы.

Хартмен планировал также заняться пропагандой среди тех, кто будет уволен, чтобы всюду, куда бы их ни занесла судьба, они распространяли идеи рабочей солидарности. Хал узнал, что в Бареле сегодня утром вспыхнуло движение сочувствия, возникшее стихийно, как только до рабочих дошла весть о событиях в Северной Долине. Человек двадцать уже уволено. Наутро, очевидно, последуют новые увольнения. Для похищенных делегатов найдется серьезная работа. Вот Тим Рэфферти, например… Не согласится ли он задержаться на недельку-другую в Педро, чтобы встречать увольняемых, снабжать их литературой и проводить разъяснительную работу?

Предложение пришлось кстати. В эту минуту будущее казалось юному ирландцу весьма мрачным. Он остался без работы, отец — полный инвалид, вся семья — на пороге нищеты. Их, конечно, выселят из дома — членам семьи Рэфферти не место в Северной Долине! Один бог ведает, куда они направятся. Сам Тим на долгое время станет странником, оторванным от своей семьи, и будет отказывать себе в необходимом, лишь бы сберечь какие-нибудь гроши из своих нищенских заработков и помогать матери.

Хал наблюдал за Тимом и, казалось, читал его мысли. Он, Хал Уорнер, сыграет в этом случае, и в ряде других, не менее трагических, роль доброго провидения. Халу дано право подписывать отцовские чеки, и он рассчитывает сохранить эту привилегию, хоть он и взял на себя роль Гарун-аль-Рашида в Северной Долине. А как насчет катастроф в угольных шахтах и неудачных стачек там, где под рукой не окажется своего Гарун-аль-Рашида? Что будет с людьми из той же Северной Долины, которые не удосужились пожаловаться Халу Уорнеру на свои беды? Хал понимал, что ему остается только повернуться спиной и спастись бегством, чтобы сохранить хоть каплю бодрости после своих летних приключений. Действительно, эта на вид прекрасная, великолепная цивилизация до странности напоминает склеп или поле сражения: только копни лопатой — и увидишь невероятные ужасы, почувствуешь омерзительную вонь.

Взять, например, Руссика. У него жена и двое детей, а за душой ни гроша. Больше года он честно и усердно трудился, чтобы добыть побольше угля для Питера Харригана, но его заработки всегда уходили на оплату продуктов, уже забранных в долг, а на руках не оставалось ничего. Все его мирское достояние уместится в одном мешке, который он легко унесет за спиной. Да еще неизвестно, унесет ли — ведь это зависит от прихоти начальника охраны и его головорезов. Союз купит ему билет, и Руссик двинется в путь на поиски работы, которую он, может, найдет, а может, и нет. Что ждет его? В лучшем случае он будет батрачить на какого-нибудь другого Харригана и опять станет неоплатным должником какой-нибудь другой Компании.

Или вот: Хобианыш — серб и Хернандез — мексиканец. Они совершенно в таком же положении, только у одного четверо детей, а у другого — шестеро. Зато Билли Уочоп с женой бездетные. Дети у них поумирали, слава богу, как он выразился. Горячие речи Мойлена на него, кажется, не очень подействовали. Уочоп потерпел полное крушение. Ему предстоит бродячая жизнь. Он решил пробиваться на восток, а дальше — в Англию. Еще называется свободная страна! Честное слово, если рассказать дома, что он пережил здесь, ни один английский шахтер не поверит!

Хал сообщил этим людям свою настоящую фамилию и адрес и взял с них слово, что они напишут ему о своих делах. Он постарается немного помочь им. Он уже прикидывал в уме, что ему следует для них сделать. И сколько должен человек сделать, чтобы уменьшить голод вокруг себя и иметь право без угрызений совести обедать в фешенебельном клубе? Кто из казуистов сможет решить эту задачу и назвать ему, какой процент бедняков, которых он лично знает, он обязан спасти от голода, и какой процент тех, кого он лишь встречает на улицах, и, наконец, сколько тех, кого он в глаза не видал, но чья жизнь стоит за статистическими отчетами, демонстрирующими рост дороговизны жизни? До какой степени разрешено ему притворяться невидящим, когда он шествует по улице в свой клуб? До какой степени разрешено ему не замечать статистические отчеты, когда он собирается на бал со своей невестой? Знатоки высшей математики не решают таких задач, мудрецы из храмов науки и жрецы из храмов господних тоже не сумели выработать готовых формул; и Хал, делая в уме приблизительный подсчет, не мог найти никакого удовлетворительного ответа.