Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля - [97]

То есть Луи был и одним из первых частных галеристов в советской России. Прямая продажа иностранцам могла караться, а вот с заездом на дачу Луи (и комиссионными хозяину) — пожалуйста. Говорят, что это он, Виктор, устроил знаменитому Оскару Рабину первую сделку по продаже его картины советнику американского посла. И он же — сделал нечто похожее для Рухина. Он всем им отторговывал иммунитет. Полотна нонконформистов бесстыдно вешали у себя сотрудники ЦК и Совмина.

Луи же, не забывая о себе, корректировал их цены, не давая «продешевить». Тот же Рабин с конца 60-х по середину 70-х «вырос» десятикратно. Учил Луи, по рассказам, и технике продаж: если художнику всё же негласно дозволялось принимать иностранных покупателей самим, надо было непременно привести их в сырую полуподвальную мастерскую, встречать одетым по-деревенски, говорить шёпотом, то и дело тыча пальцем вверх, мол, «тише,

КГБ…». Иностранец, исполненный храбростью самца-добытчика, выцарапавшего из лап кГб сокровище, неизменно платил больше.

Вокруг Виктора спутниками вращались Рабин, Рухин, Афонин, Барус, Плавинский, Неизвестный (никогда, впрочем, не терявший самостийности).

Художник Валентин Воробьёв взыскательно пишет в своих воспоминаниях, что «появление Виктора Луи в подвалах и бараках означало, что ты отмечен свыше и обеспечен выставкой за границей или публикацией антисоветского романа… За пиратскую деятельность Луи получал валюту, а нелегальные авторы — дубовый кукиш!». Правда, через строку признаёт обратное: «Изобретательный Луи для пробы направил в «Гросвенор Галлери» в Лондон… группу на выбор. Британец обратил внимание на «Бараки» Оскара Рабина. Оскар Рабин — звучит! Свояки решились на нелегальную персоналку… Картины Рабина раскупили друзья галерейщика. Выручку поделили. Луи приобрёл новый «мерседес», Рабин купил долгожданную кооперативную квартирку на улице Черкизовской, дом 6, кв. 21».

Ничего себе дубовый кукиш!

«Люди становились материально зависимы от него, — рассказывает Мэлор Стуруа. — Это ведь был период, когда бутылка виски и блок «Мальборо», как ледокол «Челюскин», проходили одинаково сквозь советские и диссидентские круги, как и сквозь ряды наших художников. Он был во всех мастерских всегда. Как ни странно, но там было больше источников информации, чем где-либо, так как художник много знал. Например, хочет большой человек, чтобы нарисовали портрет его жены или дочери. Естественно, идут какие-то разговоры, текут сведения, которые не знали даже среднего ранга чиновники».

К работе с нонконформистами Луи приобщил и супругу, которая нередко писала о них статьи. Плюс его собственные статьи — так он капитализировал рынок искусства в стране, где рынки были только колхозными.

После «бульдозерной» выставки сентября 74-го власти и вовсе приняли доктрину Луи, разрешив выставку авангардистов в Измайлово. Магия схемы Виктора состояла в том, что все должны были заработать, и никто не должен был пострадать. «Живи и дай жить другим» — слоган Луи, который он любил повторять.

Любой, кто жил при СССР, не поверит в то, что Луи мог обогащаться безнаказанно на глазах у системы, и будет прав. Не мог. Он, человек, опередивший своё время, умел делиться. В Советской стране, стране дефицита, передовой идеологии и зелёных помидоров, не так нужны были живые деньги, как колготки, мясорубки, телевизоры, видеокассеты, стерео- и квадросистемы, шотландский виски и французский коньяк, американские сигареты и кубинские сигары. Виктор всё это закупал в бесчисленных командировках и привозил страждущим в Здании, что около «Детского мира». Одного из его кураторов прозвали Мистер Дубль: всё, что Виктор покупал себе за границей, он «дублировал» для него.

Те, кто думают, что люди в КГБ 70-х и 80-х были кристально честны и неподкупны, — идеалисты. Да, эти люди не брали пухлые конверты, протянутые под столом: но тем, что можно было купить на содержимое этих конвертов, они не брезговали.

У Луи была дача не только в Баковке, но и в Сухуме, у моря. На территории этой дачи стояла отдельная постройка — «павильон», как его называли, где один из его «небесных покровителей» придавался земным утехам на материальное вспомоществование Виктора. Наверное, поэтому писатель Зиновий Юрьев однажды без страха и упрёка произнёс: «В день его смерти на Лубянке будет траур, так как не они ему платили, а он им».

Всегда ли и во всём Луи был так великодушен с инакомыслящими, всегда ли их выгораживал, спасал, закрывал грудью, как Александр Матросов? Видимо, не всегда. В 70-х в диссидентских кругах ходила одна история, которая призвана была подтвердить его репутацию «плохого парня».

В начале 70-х в Москве появился необычный Самиздат: рассказы «Холодильник», «Музей человека», «ТП», «Стоп, машина» и другие, высмеивающие методы работы на советских закрытых предприятиях. Автор подписывался псевдонимом Виталий Бабенко, и никто в органах не мог вычислить, кто же это. А хотелось: в рассказах было слишком много околосекретной информации, получить которую мог только высокопоставленный работник «почтового ящика», специалист-ракетчик с «допуском».